Непоседа поседел       От обилья всяких дел.             Вот кряхтя, он сполз со стула                   И ворчит: "Не сполз, а сдуло.

Это дуло виновато!       В нем совсем не стало ваты.             Хнычет. - Очень скользко дуло                   И оно меня лягнуло!"

---

Р–Р-Р-ЫК: РЫНОК
Рынок: Сказок Мир совсем не нужен
     На обед или на ужин,
     На шашлык и на потеху -
     Распродать, раз плюнуть. Эхо
     Подтвердит, что Сказки – ложь.
Р-Р-Р-ЫК, почесывая задумчиво затылок:
     Распилить иль лучше нож?
     Что такое, что такое?
     Сказок стало больше втрое,
     Даже Троица Святая,
     Ой, метлой нас выметает!
     Святой рынок… закрывает?!

     Жаль! Лишь в сказках так бывает.

***
Себя узнал росинкой на листе,
Да, ею в сказке был я не однажды.
Вот эти губы и вот эти, те,
Испив меня, не умерли от жажды.

***
Крыло былого – в пламени заката,
Что, отгорев, уходит без возврата.
Грядущего крыло… в седом тумане,
А дня сегодняшнего очертанья –
Скрещенье крыл и бликов трепетанье.

МОЛЬБА О ПОЛЁТЕ
Пролетали в небе облака
И меня в свою позвали стаю.
Отпусти, Земля, меня, пока
Я ещё о Высоте мечтаю!

***
Надеюсь, что вернусь, но в образе ином,
И сам себя, быть может, не узнаю:
Змеею белою по берегу, по краю
Иль радостным твоим крылатым сном.

***
Вновь по заячьим следам…
Словно в детстве, всё отдам
За свободы миги эти.
Мы теперь седые, дети,
Но тем крепче с нею дружим.
Сказки Мир так всем нам нужен!

***
Моя стая, в небе тая,
Жаждет Родины иной…
Улетает, улетает…
Нужен стае не покой!

Я – СТЕНА 
Я, стеная…
Да, стена я,
Истинная, не согнусь.
Оттого зовусь я Русь!

***
Сегодня мне во сне леталось.
Какая радость, какая радость!

МАНТРА
Омойте меня тишиною,
Лесные подруги мои!
Откликнусь я, сердце открою…
И Сущий шепнет мне: «Твори!»

***
Праздник возник…И я приник…
Как к роднику с живой водою.
Как воплощу и как открою?!
В себе откройте тот родник!

ТАК Я ВОСКРЕСАЮ, БОЖЕ
Молитва долгая. Бездумье. Тишина…
И чернота таинственна на дне колодца.
Вдруг птица сути – Суть одна
Из этой черноты ко мне прорвётся.
Вот на плече моём легко, как дым,
И снежно-белое её крыло, как покрывало.
Глаза мои теперь прикрыты им,
Порой и раньше так бывало.
И с Песней-Сказкой в Сказку мы летим!

НЕРУШИМО-ВЕЧНЫЙ СОЮЗ
ЛУЧШИХ СКАЗОЧНЫХ ДУШ
Всегда, везде живут на Свете
Лучисто-сказочные Дети.
В лучах морщинки этих глаз
От смеха и… и от проказ.
И хоть они уже седые,
Со сказкой детки снова ныне.
Со сказкой не страшны им беды,
Ведь с ними дружат даже Веды.
И если Сказочник смеётся…
Вспорхнет Луна со дна колодца.
И где-то далеко, далёко
Воскреснет из Печали око.
Лишь кажется: мы просто дым,
Союз священный нерушим
Всех тех, кто Друг и Любовь «Сказов»!
Проверь: это не просто фраза – 
В ней Счастья Ключик, знай, таится…
Найдёшь… плохого не случится!
Найдёшь… и беды закалят,
Тогда они – целебный яд!

ИЗВЕЧНЫЙ ДОМ
О, лес, ты мой извечный дом,
Мой древний Храм,
Что всех других священнее!
Всё тленное в лесу старинном том
Слетает наземь, как листва осенняя.
И к Сущему у мира на виду
По той листве я трепетно иду.

Словно невидимая птица,
Порой, мне на плечо садится.
Самозабвенная - поёт.
И... веет сказки дикий мёд.

Игра - лучший способ познания,
А лучшая сказка - самый счастливый.

Я не знаю, как это получается, но все, играя со мной, радуются и называют меня Музой. Иногда, когда я разыграюсь или увлекусь рисованием, вдруг начинают звучать стихи. Они – то глуповаты, то словно из ваты, а то вдруг такие, что сердце замрёт, и даже у взрослых – то слёзы, то взлёт. Говорят, впервые, когда я ещё плавала в мамином животике, дедушка предсказал: «У нас родится Муза».

Он первым назвал меня Музой. Такой шутник и выдумщик! Мы с ним когда-то, играя у Омута, превратились в древних-древних Змиев и летали по Млечному пути к пылянам на Пыльную планету.

С тех пор я очень люблю рисовать. Несколько лет я рисовала только танцующих девушек. Одну из них дедушка оживил, сказав: "Она так чудесна! Я надеюсь, она подружится с нами и нашим Омутом". Омут назвал её Аллочкой-Русалочкой и удочерил. Теперь мы с ней сёстры.

Омут, разыгравшись с нами, нередко говорит о моей сестре:

Она, как речка луговая:
Волнистых кос зелёный лён,
Ты, словно на луче играя,
И белый свет в тебя влюблён.

Однажды, жарким июньским днем, мы прыгали с Аллочкой по очереди в Омут, раскачиваясь на "тарзанке" – длинной верёвке, висевшей подобно лиане на иве, склонившейся над водой. Вода была ключевая. Кожа у нас покрылась пупырышками. Аллочка, похлопывая меня ладошками, каламбурила в своём стиле: "У тебя только пуп без пупырышек". Мы смеялись от радости и никак не могли прервать это купание.

Но вот к берегу подбежал незнакомый мальчик.

– Здравствуй, Муза, здравствуй, Аллочка-Русалочка!

На вид ему было, как и нам, лет десять. Обыкновенный мальчик, вот только волосы огненные и пробуждающий взгляд огромных глаз, в которые, казалось, погружаешься как в таинственный бездонный омут.

Потом, когда мы подружились, я не раз видела необычайные вспышки этих глаз. Так было, когда мы летали с дедушкой по Млечному Пути и порой видели мощные яркие вспышки танцующего света. Увидев в первый раз такое, я испуганно спросила:

– Что это?!

– Рождение сверхновой звезды.

Мама приучила меня обращаться к незнакомым на "Вы", и я спросила у мальчика:

– Откуда Вы? Мы Вас не знаем!

– Вы меня не видели, это верно. Но скоро вы почувствуете, что давно меня знаете и вы даже вспомните моё имя. Хотите, я научу Вас ловить рыбу руками?

– Но разве это можно? Она такая скользкая и ловкая, она обязательно увернётся, уплеснётся.

– Вот увидите, у Вас получится.

Мы побежали к отмели. Вода здесь была нам не выше колен. В ней лежали мелкие и крупные камни, покрытые шелковистыми зелеными водорослями. Аллочка нежно гладила эти кудри, приговаривая:

– Как хорошо с вами играть!

Мальчик внимательно осмотрел камни. Вот он сделал предостерегающий жест. Затем, приложив палец к губам, поманил меня, показав, как подойти к нему, и я, осторожно и высоко поднимая ноги, словно цапля, подкралась к большому камню. Сначала я ничего, кроме этого камня, не увидела, но, следя глазами за его пальцем, указывающим на что-то, различила в ярком солнечном свете резкую тень среди тёмных шелковистых водорослей. Это торчал хвост отдыхавшей под камнем рыбы.

С двух сторон, осторожно продвигая руки, наш новый знакомый схватил серебристую, довольно большую рыбу и быстро выбросил её на траву.

– Ой, Сат, можно теперь я попробую?– воскликнула Аллочка-Русалочка. Я тоже радостно захлопала в ладоши и восторженно изъявила желание поймать свою, хоть и не золотую рыбку.

Нам обеим это удалось. Когда под камнем в моих руках, словно мечта, затрепетала серебряная рыбка, я вся задрожала от невыразимого чувства азарта.

– Спасибо, Сат, нам никогда не было так интересно, как теперь, – сказала я и вдруг осознала, что мы обе, не сговариваясь, называем его Сат. У меня не было ни тени сомнения, что это его подлинное имя.

Неожиданно раздалось: "Мур-р-р, мур-р-р, мур-р-р». Чёрная шелковистая головка нежно потёрлась о мою ногу, и я с сестричкой, не раздумывая, отдали любимой кошке Кляксе своих серебряных рыбок, а Сат отпустил свою рыбу в Омут.

Дедушка изредка говорил мне: "Голос совести тих, но чрезвычайно важен". О, как я жалела потом, что не прислушалась к голосу совести в тот миг, когда острые когти Кляксы потянулись к моей серебряной рыбке.

– Сегодня, поздно вечером, на заливном лугу у костра будет наш маленький праздник. Ведь сегодня день летнего солнцестояния. Мы с сестрой приглашаем Вас.

Сат внимательно посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:

– Спасибо. – Подумав немножко, добавил. – Я постараюсь прийти.

И, уходя, звонко рассмеялся, предложив затем:

– Давайте перейдем на "ты"?

Мы обе согласились.

В прохладной тени нашей беседки я, рисуя, рассказываю маме и дедушке, как Сат научил нас ловить рыбу руками. Аллочка-Русалочка здесь же играет с чёрными котятами – детьми Кляксы. И вдруг, не знаю, как и отчего, во мне возникает обращённый к дедушке вопрос:

– А что означает имя Сат?

Дедушка, пристально посмотрев на меня, ответил:

– Это одно из древнейших имён, понимаемое как Высшая Мера.

Босиком, вся в сверкающих капельках, подошла бабушка, тихо напевая. Она только что искупалась в нашем Омуте. Бездомная деревенская кошка Муся и Клякса, безумно любившие и почитавшие бабушку, торжественно сопровождали её, подпирая небо хвостами.

Сестренка, обняв бабушку, воскликнула:

– Ой, ты – Ойкумена¹ наша.

А Клякса веско добавила:

– Наш Терм².

– Ладно вам, шутники. В русской печке заждался праздничный обед. Надеюсь, он удался: мне так хотелось вас порадовать.

Мы с сестричкой застыли на высоком берегу у нашего заливного луга. Солнце только что закатилось. И вот на небе начался праздничный концерт закатных плясок света. Мы сжали руки друг друга. Возникло такое чувство, что вот-вот взлетим и унесёмся в эти волны цветов заката. А когда его пляска утихла, по лугу расстелился белый туман, сперва чуть-чуть, потом всё гуще. Вот он уже заполнил всю луговину.

Волны его наплывали на нас, достигая колен. А небо сегодня всё усыпано ясными звёздами. Их Млечный Путь зовет меня.

Посредине нашего луга царствует одинокая могучая сосна. Недалеко от неё, у речки, наш костёр. У меня и Аллочки-Русалочки головы украшены венками из полевых цветов. И для Сата мы сплели красивый венок. В нем радостно ладили ярко-красные луговые гвоздики, ромашки, колокольчики и васильки. На душе у нас светло и спокойно. Давно так не пелось, как сегодня.

Потом мы упросили дедушку почитать наши любимые стихи и рассказать сказку. Сказка была совсем новая. В ней у нас начались такие интересные странствия, что мы с сестричкой забыли обо всём на свете.

Вот мы, взявшись за руки, дрожа от испуга, идём в чудовищную пасть той самой рыбы, которую я сегодня поймала и отдала Кляксе. Теперь она золотая и такая громадная, что в её пасть входит весь народ нашей деревни и даже вечно пьяный пастух, по прозвищу "Дух", со всем стадом коров. Идём мы все в эту пасть, страшась, что там можем пропасть.

И дернул же меня чёрт лишить рыбку послеобеденного отдыха и… жизни!

Я похолодела от ужаса, чувствуя, что пасть вот-вот захлопнется, мне даже почудилось, что я слышу будущий лязг этих страшных зубов…

И в этот момент к костру подошел Сат, но не один. Прижимаясь к его ноге, шла, дружелюбно виляя хвостом, взрослая, но страшно худая овчарка. Про таких говорят: "Кожа да кости". Но у этой было ещё то, что невозможно назвать мордой: необыкновенно добрые глаза на очаровательной физиономии. Она, не колеблясь, подошла ко мне. В легком полупрыжке, трогательно сложив на груди передние лапы, она лизнула мой нос, а потом деловито облизала до колен мои босые ноги. Я не выдержала и обняла её.

– Муза, я тебя поздравляю. Эта странница выбрала тебя своей хозяйкой, – сказал дедушка.

– Дедушка, ты правда разрешаешь ей жить у нас?

– Сат, Друг мой, я так рад видеть тебя вновь! – тут дедушка поднялся и, с никогда прежде не виданным мною почтением, склонил перед Сатом свою седую голову.

Мальчик, не удивившись этому, подбежал к дедушке. Они обнялись.

– Мне по душе твои внучки. А эта подружка, – Сат положил левую руку на голову собаки, – желает стать хранительницей Вашей Ойкумены. Ты, Змий, знаешь, что я кое-что повидал и не только на этом свете, но такой ладной души не встречал.

– Спасибо, Сат. Это действительно Дар Божий. А теперь, – и дедушка озорно подмигнул нам, – пусть родится имя её.

Мы все, раскинув руки словно крылья, закрыв глаза, медленно сделали предельный вдох, а затем, резко выдохнув, сбросили с себя все заботы. При втором медленном вдохе я, чуть приоткрыв левый глаз, увидела: как от звёзд, от каждой росинки потянулись к моему лицу тончайшие лучики. Так было с каждым из нас. И когда мы вдохнули в третий раз, то, не сговариваясь, дружно выкликнули одно имя: «Альфа!»

В ответ раздался оглушительный лай. Мой нос был снова облизан, а Альфа вдруг засуетилась, забегала и, наконец, возникла из темноты с небольшой палочкой в зубах.

Мы надели на её голову венок, приготовленный для Сата, я хлопнула в ладоши и, сама не зная отчего, крикнула:

– Отдай палочку!

И тут началась необыкновенно веселая игра. Все мы, и даже дедушка, стали ловить Альфу, хлопая в ладоши и приговаривая: "Отдай палочку, отдай палочку, отдай палочку!"; а она, танцуя, прыгала почти через голову и кружилась вокруг нас, пока мы все не попадали от смеха и усталости. Сат, раскинув руки и глядя в усыпанное звёздами небо, произнес:

– Муза, береги палочку, она – волшебная.

В ответ я засмеялась и, чтобы он не слишком важничал, сказала:

– Дедушка, приоткрывая мне божественную мудрость, пояснял: "Каждый должен стремиться найти свою тропиночку и никому не верить слепо, а удостовериться". Если эта палочка волшебная, то как я в этом удостоверюсь?

– Когда ты, и сестра твоя, и все ваши потомки будете прикладывать после духовного очищения эту палочку вот сюда, – тут он прикоснулся указательным пальцем к моему лбу между бровей, чуть выше их, – тогда ненадолго вам будет открываться Сокровенное.

– Ой-ой-ой, смотрите! – закричала Аллочка-Русалочка.

Альфа, словно желая отвлечь нас от серьезного разговора и вернуть к игре, стала носиться вокруг костра и вдруг, в необычайно высоком прыжке, перелетела через пламя костра. Я и Аллочка-Русалочка бросились к ней, радостно восклицая: "Отдай палочку!…»

Потом я долго упрашивала дедушку рассказать мне историю про Сата. Обычно он охотно отвечал на все мои вопросы, но в этом случае все было иначе.

– Готовься! – ответил он.

– Но как? – сжав руки и глядя в его глаза, допытывалась я.

– Тебе нужно много пережить, изведать, чтобы по чести, по совести быть ему Другом.

Прошло семь лет. Большая беда отпраздновала победу в нашем доме: и тешилась, и пытала. Дедушка вздыхал, часто уединялся. А я, стараясь преодолеть это уединение, устраивалась рядышком. Мы молчали. Я рисовала. Однажды, когда нам молчалось особенно душевно, родился рисунок нашего любимого места у Омута. Даря его дедушке, я сказала: «Теперь в этом прекрасном месте живёт моя бабушка». В этот момент вновь невидимая птица оказалась на моём плече…

И прозвучало:

Всё лучшее мы оставляем здесь,
На Родине. Пускай оно лучится
Хоть чуточку, да укрепляя Честь,
Хоть чуточку, да просветляя лица.
Всё лучшее мы оставляем здесь!

Долгая пауза. Затем:

Мы крыльями срослись, как будто стали 
Одной судьбой, одною жизнью мы.
И просветлели дымчатые дали,
Оставленные демонами Тьмы.

В это время я крепко поняла и пережила то, что сказал Сат о душе Альфы, и не только я. Выводя её погулять, хотя целая стая кошек скреблась на сердце, не могла не развеселиться, видя, как все ребятишки нашего двора, окруженного дряхлыми трущобами, завидев Альфу, бегут вприпрыжку, звеня: "Отдай палочку, отдай палочку, отдай палочку!". А она вся светится и танцует вокруг них. Игра продолжается до тех пор, пока самые маленькие не попадают от восторга и усталости.

Мне было почти семнадцать, когда я поступила в университет. Это было очень непросто, но мои самые близкие, да и я сама, очень этого хотели. Сбылось.

И снова звёздная ночь. Костёр. Тихий плеск нашей речушки. Дедушка, Сат, Альфа и я, нагулявшись по лугу, подошли к сосне.

В наступившей внезапно тишине от нашей речушки чуть слышно донеслось: «Омут тут». Может быть, мне это почудилось? Но, всё нарастая, могучим басом, словно звук дальнего огромного колокола, звучала волна: «ОМ-АУМ тут, ОМ-АУМ тут, ОМ-АУМ тут!».

Сат подошел к сосне, прижался к ней спиной, и вдруг он и огромная сосна запылали!

Я сначала затрепетала от ужаса, но Альфа легла на мои босые ноги и стала заботливо лизать меня. Дедушка, обняв меня за плечи, тихо прошептал:

– Я такого никогда не видел, и мы никогда этого больше не увидим. Ты хотела узнать о Сате? Запоминай – Неопалимая Купина!

Действительно, и Сат, и сосна горели не сгорая.

Сат взмахнул руками. Неопалимый огонь охватил меня, дедушку, Альфу.

Ещё и ещё взмах. Может быть, мне это чудится, но количество рук невозможно сосчитать. На каждой ладони я вижу глаз. Начинаю всматриваться в один из них, и меня охватывает невыразимое чувство сострадательной любви. Иной глаз Сата – меня охватывает материнская любовь. Она погружает меня в блаженство. А этот глаз испытывает моё тщеславие. Тот – верность, честь.

Всё преобразилось. Необъятный океан. Дедушка вновь древним Змием свился в изящное кольцо, в котором я и Альфа чувствовали себя очень уютно и защищёно в этом первозданном океане. Только Сат остался таким же десятилетним мальчиком, как в нашу первую встречу.

Я почувствовала: сейчас или никогда!

Сердце моё разрывалось от волнения и от невозможности сочетать непостижимое. Взгляд мой вспыхнул. Я решилась:

– Ты, Сат, – у меня перехватило дыхание, но, собравшись с духом, я уточнила, – мы ведь на ты?!

Он ободряюще кивнул. Тогда я спросила:

– Ты мне Друг?

– Да.

– Ты – Бог, Сат или Сатана?!

– Муза, что такое Сатана?

В свои семнадцать лет, выдержав труднейший конкурс, сдав вступительные экзамены в университет только на отлично, я думала, что уже всё знаю.

Но глядя в глаза Сата, мгновенно, как в миг смертельной опасности, просматривая всё пережитое, я не нашла ответа на этот вопрос.

Он, с чуть заметной добродушной улыбкой, спросил:

– А помнишь, Муза, когда тебе было почти четыре годика и ты, в который уже раз, написала в свою кроватку, мама с ласковой укоризной спросила тебя: «Муза, кто это сделал?». И что ты ей ответила?

Мои щёки запылали румянцем, но я не смогла схитрить, слукавить и ответила как было: «Мамочка, это Миша написал в мою кроватку».

– Вот, Муза, так вечно возрождается тот, кого называют Сатаной, Дьяволом, Князем Тьмы, Злом, Исчадием Ада. Нет числа этим именам. Почти каждый человек, каждый народ, слабея духом, перекладывает вину, беду, страх на кого-то.

– Но, Сат, неужели нельзя спасти?!

– Кого?

Тут я не выдержала. Дедушка, предостерегая меня, нередко говорил: «Муза, ты порой не просто вихрь, а тайфун».– И, помолчав, добавлял, – и даже Глаз Тайфуна. Я боюсь тебя в такие мгновения».

Я, действительно, вся похолодев, погрузилась в какое-то необычайное спокойствие, подобное покою Глаза Тайфуна, предчувствуя яростную сокрушительную бурю. Может быть, мои бесчисленные предки, все невинно пострадавшие, взывали вокруг меня о справедливости?

– Кого спасать?! Неужели нельзя было спасти мою бабушку?! Ведь она, действительно, храня нашу маленькую Родину, эту Ойкумену, помогла многим. И скольким бы ещё могла помочь? Она это делала так душевно.

Слёзы потекли по моим щекам… Может быть, древние предки помогли сделать то, что я и теперь не могу объяснить.

– Кого спасать?! – опять воскликнула я.

Словно завеса времени разорвана. Мы видим древний Китай во власти идеологии Легизма – Закона, подчиняющего всех одному, утвердившего систему доносов, жестоких наказаний за малые проступки. Возникнув в 8–7 веках до нашей эры, Легизм властвовал почти тысячу лет. Он добивался уничтожения не только виновных, но и всех их родственников до третьего колена (трёх патронимий), обеспечивая даже контроль мыслей.

Вот четыреста шестьдесят учёных-конфуцианцев живыми закапывают в землю. Большое число близких им по духу и трудам ссылают в приграничные районы.

– Некого спасать?!

Чёрный дым крематориев. Колючая проволока и вышки концлагерей… Бесчисленные тела в вечной мерзлоте… Только номера, выведенные химическим карандашом или выбитые на бирках, оставляют надежду на воздаяние последней чести невинно убиенным.

Альфа, положив голову на вытянутые передние лапы и навострив уши, внимательно вглядывается и вслушивается. Затем изрекает:

– Когда пасут, то палка нас и кнут тропою пастыря почти всегда ведут тысячелетиями, увы, вдали от счастья.

– Да, Альфа. Тропы деспотов от счастья далеки. Но все известные иные пока, увы, не многим лучше, хоть издали заманчиво блестят, – согласился с ней Змий.

Я, не выдержав, воскликнула:

– Но как же так?! Каждый цветок, всё, всё живое в отдельности так совершенно, а вот в целом – весь мир бессмысленно ужасен и жесток. Кто так решает: Бог, безумец, Рок?!

Альфа, как заботливая нянька, стала успокаивающе облизывать меня. Затем укоризненно сказала:

– Гибель родной души – великое несчастье. Так каково, подумай ты, для Сата жить вечно, в пытках вечных воскресая, любимых и друзей теряя вновь и вновь?

– Ты, Альфа, настоящий Друг и мой, и Музы. Но о трагичном, может, хватит в этот раз?

Сат, вытянувшись в струнку, пропел радостно-таинственный призыв: « ОМ-АУМ». Семь раз разнеслось, затихая, по бескрайней водной стихии это звуковое воплощение Сущего. Согласно ему затихли волны. Нас окружало чёрное зеркало вод. Лишь звёзды отражались в нём.

– Муза, приглашаю тебя на прощальное купание.

Я ни секунды не колебалась. Мы разделись и одновременно нырнули в чёрную гладь. Я любила, умела глубоко нырять и долго плыть под водой. Открыв глаза, я поразилась. Никогда прежде я такого не видела. Наши тела были покрыты маленькими, сияющими, как бриллианты, пузырьками. Они были прекрасны, как белый жемчуг. Это было самое очаровательное мгновение моей жизни.

Удивительно, но пока мы так плыли, было такое чувство, что это длится невообразимо долго. Первозданный океан баюкал нас. Звучала тихая музыка. В её ритме я переживала то, чего не забыть уже никогда:

Жизнь смертельно опасна, но, чудо:
Искры счастья, как звёзды, повсюду.

Мы вынырнули в нашем Омуте. Когда Сат и я подошли к костру, дедушка заботливо готовил душистый чай. Альфа радостно бросилась нам навстречу.

– Муза, позаботься теперь ты о чайной церемонии. Мы же погуляем и потолкуем немного с Сатом перед разлукой.

До этой встречи я много раз думала, что придёт миг, когда мне и Сату придётся расстаться навсегда. Сердце предвещало неизбежность этого. Душа трепетала. Было чувство, что я такое не смогу пережить. А теперь, когда всё это происходит, словно покров Ангела надо мной. Я усердно готовлю любимое угощение к чаю и даже слышу обрывки фраз, когда дедушка и Сат, тихо прогуливаясь, оказываются вблизи меня.

Вот, с чуть слышной укоризной:

– Сат, ты, словно тесто, месишь живое.

И тут раздалось:

Змея усмешки плавно вьётся
По волнам горестным веков.
То Сущий над собой смеётся
И пусть смеётся – мир таков.
Его месил я многократно
И трижды медленно и внятно
Я веду Скорби произнёс.
Но Землю жалко мне до слёз,
И слёзы капают кроваво
И не дают они мне права
Решать по-своему: пока
Крепка у Сущего рука.

Затем, через некоторое время, тихий и печальный голос Сата:

– Змий, хранитель Земли, ведь это уже 28 попытка!

Долгое молчание…

– Я не был низвергнут…

– Да, Сат, мне ведомо, что ты отказался от высшего счастья, высшей чести, чтобы жить Бодхисаттвой, со-страдая каждому³. Ты вновь пытаешься пробудить богоподобие в людях.

Тяжело вздохнув и помолчав, дедушка добавил:

– Пока не ладится. Тебя рвут на части, никто и никогда не решился взглянуть во все твои глаза, на все твои лики. Не это ли чувство горькой самоиронии позволило китайцам и нивхам создать образ людей – насекомых на теле Твоём?!

Последнее, что я услышала, были слова дедушки:

– Когда люди провожают друзей и любимых на очень трудное дело, они говорят: «Бог в помощь!» Да, Альфа права. Что могут пожелать люди тебе, идущему на вечные пытки, теряющему в каждом гибнущем существе родную душу?! Не нашей ли мольбой создан твой вечный крест, увы, опаляющего огня, огня, в котором бушуют наши упрёки, неправые призывы и проклятья!

Из поколения в поколение мои потомки по женской линии хранят как величайшую святыню то, что Сат и Альфа вручили мне на прощание.

На этот раз, впервые за семь лет, Альфа отдала палочку, и также впервые я увидела, как скатилась горючая слеза по мальчишеской щеке моего Друга.

Там, где она упала, у нашей сосны теперь бьётся ключ. Не всем и не всегда здесь дано услышать:

От красоты захватывает дух.
О, были б все захватчики такие!
И я превозношу и славлю вслух
Всё лучшее, что есть в тебе, Россия.

¹Ойкумена – (греч.:oiks) родина, дом. Здесь – малая Родина.

²Терм (греч.:term – камень) символизирует божество, охраняющее малую Родину.

³Бодхисаттва добровольно отказывается от высшего личного счастья, блаженства (Нирваны) ради помощи всем живым существам.

***
Боль, как моль, больного кушать
Жа-а-а-а-ждет! Аппетит хорош!
Удивительные уши,
Шевелясь, с восторгом слышат:
– Ой-ой-ой, меня не трожь!

***
Ужас мой ужом ужален
И от этого печален.
Истоплю я жарко печь*,
Чтоб печаль мою испечь.

^*Этимологическое родство слов «печь» и «печаль» подтверждено.

***
Одни-одни-одни-одни…
О, как же это не глубоко!
Ведь дни похожи на огни,
Хоть не видны ещё до срока.
Вот мнится: «Нас оставил Бог,
Мы брошены и одиноки.
Он с нами посмеяться б мог,
Мы посмеёмся… в свои сроки».

***
Ко-ко, ко-ко… одиноко
Ку-ку-ку… кудах-кудах – 
Одному тоска и страх…
Оттого люблю я стаю,
С нею я от счастья таю.

***
На Родину я не в обиде,
Бог пробудился и всё видел,
Помог гореть в любимом деле.
Не зря морили и… не съели.

БР-Р-Р
Ты уныла, словно шило
Незаметно проглотила.
Голову склонила, плечи…
Ты ссутулилась… навечно?
Будь что будет! Всё же, браво,
Ты держись. Унынье, право, –
Самый худший из грехов.
Бр-р-р, конечно, не таков.

***
Есть правда мышки, правда кошки,
И правда сущая моя.
Все эти правды понемножку 
Легли в Основу Бытия.

***
От всех видов гриппа
«Дёшево-сердито»: 
Громогласно громыхнуть,
Смехом наполняя грудь.
И с улыбкой, светлей света, 
Шуточку запеть про это. 
Если хочешь жить без гриппа,
То ни с кем всё не сердито!

Я ВСЕГДА ПРАВ
Ни философия, ни доктор не найдут
Дороги в мир счастливой сказки.
Махну хвостом… он тут как тут!
Вот засияли твои глазки.
И ты… ты вновь ребёнок, хоть седой! 
Играй скорее же со мной,
Иначе: гав-гав-гав-гав-гав-гав!
Всех разбужу… Я всегда прав!

КОМУ УГОДНО?
Не хмурьте лиц, нахохлившись по-птичьи,
Не опускайте плеч и головы: 
Угодно чёрту, чтоб в таком обличьи
Пред взором Божьим появлялись вы.

***
Трудное время – время труда. 
Труд есть движение, только куда?!
Ах, хорошо б не по вечному кругу!
Кружим извечно будто с испуга.

ОС-ЛИК 
Ос-лик ликом просиял: 
– Я хоть книжки не читал,
  Но людей всё же скромнее,
  И, к тому ж, милей их Гее! 

***
Горе горькое… горошком
Покатилось по дорожке.
Полон горестный горшок.
Слёзы. Скорби. Муки. Шок.

УЗЕЛ ПЕТЛИ
Я – преобразователя Петля,
Бессмертно-вечный узел. Тля…
Да, всякий вред, всё мне подвластно,
Коль я с собой в ладу всечастно.
Начало – я и я – Конец,
Но Счастье высшее – венец,
Когда я целостно, едино...
Суть – Золотая Середина.

***
Есть малые дети и старые, 
И взрослые дети есть тоже:
В них страсти слепые и ярые.
Меня cохрани от них, Боже! 

***
Мы играли в одеяло…
Одеяний было мало,
И тогда Лена и Вова
Делать сказочное Слово
Вдруг решили почему-то.
Слово было то – «минута».
Минуло уж много лет…
Нам без сказки жизни нет.

ЦЕЛИТЕЛЬНОЕ
(Дар Другу)
Сутулы плечи. Голова к земле.
Все скорби и морщины… тут как тут!
Но Зов Звезды, словно маяк во мгле…
И бесы дряхлости, поджав хвосты, бегут-бегут-бегут!

Мстить я никому уж не хочу

Никто из Мира Мертвых не придёт?!
Но я, ожив, лакаю горький мёд.

В нашей деревне Сизоносово кошек, да и котят, за людей, за души живые не принимают. Наша мама из очень-очень-очень древнего рода Хранителей человеческого Счастья. Суровый Рок в этот раз определил ей родиться в нашей маленькой деревушке у горькой пьяницы-старушки. Мамочка моя хорошо дом берегла от нечисти, и от мышей, и от коварных людей.

Горькую пьянчужку от горя лечила, а та уверяла, что кошка ей мила.

Но вот родила мама нас пятерых. Средь них я последний, слабее всех, тих. Их всех четверых утопили в ведре. Меня закопали в родимой земле. Она, Мать сырая, и Бог помогли: я ожил и выполз из чёрной земли. С трудом собрав сил всех остаток, я вольно вздохнул. Как был вдох этот сладок!

Мольба о спасенье моя: «Мяю-мяв!», и Ангел услышал, решив, что я прав.

Дитя человечье, рукою лаская:

– Ой, папочка, чья же душа, вот так, злая? Ребёнка живого в земле закопать?! Возьмём, умо-ляю!

– Тогда будь ему Мать!

***
Золотая осень: неоглядно
Солнышки ромашек, васильки.
Если б люди меж собой так ладно…
Как бы к Счастью были мы близки.

***
Берёзовый лес: я – России  Душа!
Глубоки и черны, ох,  морщины.
А зато белизна… ве-се-ла, хо-ро-ша…
И листочки весной в небе синем.

***
Синий-синий василёк,
Белая ромашка,
Колокольчик недалёк…
Вот уже не тяжко.
А простор, простор какой!
Долететь до края
Не-воз-можно! Край родной,
Я в тебе истаю!

***
Такую Красоту за деньги не купить!
В ней Дух живёт, поёт незримо.
Его связующая нить
Таинственна и… нерушима.

***
Речам русла исчезнувшей Древней реки
Внимаю под покровом могучего Храма берез,
Словно волны здесь тысячи лет протекли.
Не исчезли. Хранит их высокий откос.

ГИМН НЕБУ
Всю жизнь я странствую по небу
Прекрасному всегда иною красотой.
Зовёт: «Ты здесь и там вот не был,
Лети, познай, переживи, открой!».

***
Целительна лесная тишина.
Всей белизной заснеженного леса
Она чарует. Так вершится месса
Души, которая всесвязна и вольна.

МАЙСКИЕ ЗАМОРОЗКИ
Влюбился в Мая Красоту
Мороз. Не в шутку, а всерьёз.
Но пламень Холода Мечту…
То в прах, а то в печаль, до слёз.

Посеешь поступок - характер пожнешь.

Вздохнет и осыплется вещая Рожь.

Заветные зерна крылами бы стали.
Теперь прорастают клыками из стали.

Всё могло быть иначе, но мы поспешили. Не родился ребенок. Потом так тужили. И не раз ещё колокол бед всколыхнет нам ответ. Чей? Какой? Тот, что был иль неспешно ведомый слепою судьбой?

В час потери, внезапно, у этой больницы повстречались кошачьи глазастые лица, и котёнок, что ночи черней, утверждал:

– Выбирайте меня, так верней! Вашей чёрною кошкой я стану, замолю вашу рану, берегите, храните меня. Вас от пепла души я спасу, от огня, что, незримо испепеляя, пеплом, прахом засеять желает ваш луг заливной. Это – воля чужая. Вы взрастите меня и избавьте от блох. Ох! Меня они чуть ли не съели. Я вам стану родной и спасу от огня, а умру, схороните меня на лугу возле ели.

В шутку её чёрной Кляксой назвали. Обещанье сдержала: другом верным нам стала. И ревнива, ну словно сама Сатана¹! А всерьез – была Ангел домашний она. Как могла, от неверных друзей защищала, по-кошачьи их метила, но примет всё же было нам мало.

Схоронили её, как велела, на крутом берегу, том, где луг заливной.

– Не могу, не могу разорвать я те струны, что так живо поют… Тело – в землю, но юна, так юна душа… так семью вашу любит, что, цепи круша, с Того Света я вновь возвращаюсь в ваш дом. Я – котёночек чёрный по имени О-О-О-М-М-М, а вернее Омс, Омсик, друг Альфы, герой. Мне и Альфе хвалу, мой хозяин, воспой.

– На ладошке моей ты вполне умещался. Пел у сердца… Сердечно тебе улыбался. Ты и Альфа – пи-и-исатели «Сказов Родных». На плакате ваш образ, чтоб Мир наш стал тих, избавляясь от мрака, вражды день за днём! Омс и Альфа, конечно, мы вас воспоём!

Всё, что было, узнаете в «Сказах Родных», а пока отдохнём. Засыпаю я… тих.

¹Сатана: сат – мера (древнеперсидский); ана – мать (казахский и др.)

***
Золотая осень: неоглядно
Солнышки ромашек, васильки.
Если б люди меж собой так ладно -
Как бы к Счастью были мы близки.

***
Речам русла исчезнувшей Древней реки
Внимаю под покровом могучего Храма берез,
Словно волны здесь тысячи лет протекли.
Не исчезли. Хранит их высокий откос.

***
Чайка отчаянно красива,
Когда с волной играет, диво!

Золотой край

Неоглядные золотые поля одуванчиков… будто все звёзды собрались здесь, а среди них, как малые и большие стаи, чудо нежной красоты – купавки.

Сердце восклицает: "Вот мой Храм!"

Вот иное чудо. Везде только зелень. Лишь тропа моя вся усыпана, выткана золотыми звёздами цветов. Какая уж тут слепая эволюция!

***
Весенний бочажок,
А в нём бездонность неба.
Здесь тишины глоток,
Да… он нужнее хлеба.

***
Без-за-бот-но на лу-гу
На безбрежном… Не могу!
Ква-кво-кво-о-орг,
Восторг, восторг!
Луг и речка.
Мы сердечно,
Да, сердечно, во всю мощь:
«Невозможно превозмочь!»
Зов реки: «А ей ведь надо,
Чтобы здесь жила Отрада.
Но без вас её ведь нет!
Вы для нас – в окошке свет!»

***
Лягушкой лягу в речку Шачу,
А как иначе,  как иначе?!
Я – Ляга… лягу на просторе…
И, кажется, от Счастья вскоре 
На облако вот-вот взлечу.
А там… зелёную свечу
Зажгу, сама свечой пылая.
Я – Ляга Шачи, вот какая!

***
Весною белизна берёз,
Как Дух Святой, сияет. 
И радостно мне здесь до слёз,
И сердце замирает.

***
Кострома – костёр особый:
Золото купавок тут.
Пляшет радостно так, чтобы
Весь исчез насилья кнут.

СЕВЕР РОДИНЫ
Небо светло-голубое.
Стаи белых облаков,
А под ними – золотое
Море радости земное.
Север Родины таков!

***
Ни за какие деньги не купить
Этот простор и золотое поле.
Небесная связующая нить
Поёт: "Спасибо, Жизнь. Доволен!"

***
Не та и не эта весны немота
Таится, и будит, и тает.
Она возникает совсем  неспроста:
Вот тень моя будто взлетает.

СОЧНОЕ ЛЕТО
Ромашки  по пояс, по грудь!
Ты этот июль не забудь.
Когда-нибудь в дальней дали
О нас, о родных, вспомяни!

***
Тиха речь твоя, река.
Имя твоё – Шача.
Словно волны здесь века…
И смеясь, и плача. 

***
Колокольчики лугов зазвенели. 
Нет. Не может быть!… В самом деле.
Звон таков, что – Праздник Света!
Удивительное Лето. Этим Родина воспета.

***
Льняное небо. Льняные дни.
А мы здесь бродим одни-одни.
И от него к нам уже чуть-чуть,
Вот жаждет небо ко мне на грудь.

***
Пью песни соловья в бокале.
Мне Друг их подливает – лес.
Они светлы. Вы их вкушали
В июне – чудо из чудес!

***
Бескрайними полями мы блуждали…
И звали нас таинственные дали.
На сердца струнах кто-то наиграл.
Как детский сон, день полон светлых чар!

***
Листья умирают, землю обнимая,
Золотом украсив всю её.
И божественная музыка, немая,
Окрыляя… в сердце остриё!

***
Триединство наше на прогулке.
Осень. Перелески вновь так гулки.
Лист, пылая, лег мне на плечо.
Объяснились мы с ним горячо.

***
Север Костромского края.
Чудо, красота такая…
Луг в цветах, словно в июле!
Ведь октябрь в конце. Подули
Ветры, снеги призывая.
Здесь же красота такая!

***
Осень осеняет сенью  золотой,
И душа теряет будничный покой:
Тянет в сказку детства, хочется весны,
Той, своей, в которой так крылаты сны.

РАСКИНУВ РУКИ,ПАЛ Я В СНЕГ
Раскинув руки, пал я в снег…
Пушистей пуха и смешнее,
Чем самый развеселый смех,
Щекочет уши мне и шею.
И ничего над головой, 
Лишь океан безбрежный неба.
Он необычно голубой.
Вершины в нём берез как Небыль.
Лишь Бог такие кружева
Снежинками… по нитям веток!
Богоподобия права:
В любимом деле Духом крепок!

***
Синее небо. Кудри берез 
Все в бриллиантах – верх совершенства!
Зимняя сказка. Земное блаженство.
Неизреченность восторга… до слез!

Вариация 2
Синее-синее небо зимой.
Ветви берез по нему кружевами,
Всё в бриллиантах снежинок. Я – в Храме
Бога и… и от восторга немой!

***
Застыла Шача.
А как иначе?
Но лишь снаружи
Лёд тоже нужен.
А глубь – иная:
Вода живая!

***
Праздник свежего снега в ресницах ветвей.
Молодей, молодей, молодей
И ныряй в Счастье снежного  детства!
От печали здесь сможешь ты деться!

МАРТ ЯНВАРЯ
Январь и дождь. Вдруг небо голубое
И солнце вновь… как март поёт.
И настроение такое:
Лишь миг и… грянет ледоход!

***
Как будто не жил, как будто не был.
Вот чудо земное светлее светил:
Березы из снега и Духа Святого
Соткали Красу. Превратился в немого.
Вершин кружева в океане небес…
Нет силы покинуть такой зимний лес!
И хочется снежным мне быть человеком,
И с этим вот чудом сродниться навеки!

ЗИМНЯЯ РАДУГА
Полдень. Снежно. Жажда чуда.
Вдруг, неведомо откуда,
В небе светло-голубом…
Ра-дуга, да, ясным днём!
Пусть же будет эта арка
Новогодним всем под-арком.

Я долго спала, спал, спало… Ой, я не помню, чем я была или был, или было. Неважно это. Будто каша… почти всегда вначале. Сказка наша как раз для каши в самый раз. Ведь, правда, дети? Да, наш Сказ уже копытом бьёт, крылатый, и ржёт так весело, богато.

Я, говорят, проспал сто лет. Когда заснул, то всё исчезло. Ведь отдыхать очень полезно, да, всем, всем, всем, конечно, всем.

Я, просыпаясь, сказал:

– О-О-О-М-М-М, О-О-О-М-М-М, О-О-О-М-М-М!

Тр-р-рах-тарабах – и взрыв, и гром, большу-у-ущий взрыв… из ничего.

Всё заве-е-ертелось… понеслось… искать свою Живую Ось.

Вздохнул. Ещё передохнул семь раз. Начало дивно. Ни капельки ведь не противно. Хоть громыхнуло, о-го-го. Пока всё, вроде, ничего.

Теперь создам-ка я Стихии: Агни и Пищи, Человека.

Ну что ж, стихии неплохие, но что-то не хватает в них.

– Ням-ням-ням… конечно, Тайны нужен стих. Без Тайны, что за Каша Власти – лишь Скука Серая! Напасти посыпятся… из её пасти.

Тру руки. Вот огонь готов. От радости и… и от дыма слёз моих катится… лавина. Из Слёз – из Сердца – Тайны – Пищи – вот Человек! Хорош, не нищий. О-О-О-М-М-М – Первозданный Океан готов. Он вовсе не обман.

Я:

– Стихия Тайны, вари Кашу!

Стихия, надув обиженно губы:

– Хочу-у-у, чтоб дети полюбили меня…

Дай радостное имя и дай все специи для Сказа!

Я:

– С тобою имя рождено, мой Друг, галантная Гел-Ана. Не шутка это. Без обмана. Ты – Ангел (гел) и Ана – Мать. Гел-Аной будут тебя звать. И специи все здесь, вот тут для Каши Власти тебя ждут.

Гел-Ана совершает ритуал священнодействий для создания Каши Власти.

Вот Сущий Друг создаёт Гору Мира.

Гел-Ана семь миллионов лет стоит на одной руке на вершине Горы Мира. Потом ныряет в первозданный Океан и ловит в нём Воображение, Суть – Образ Зрения. Он, этот Образ, не пустое. Ведь из него растут… Герои.

Теперь уже, почти, пора… пора… пора.

Гел-Ана:

– М-м-м, да, нам явно не хватает Ра. Друг Сущий, сотвори Ра-Солнце. Нам нужен свет его в оконце.

Да, было бы совсем неплохо день каждый без переполоха концертом Бога начинать. Молю тебя: всего я Мать – Ана и Ангел души каждой, уже пора, начав однажды Концерт Рассвета и Заката… День каждый будет жить богато…

Мне б не забыть священной фразы! Раздора семена ни разу не пробуждать бы, почем зря… таится в каждом сердце Тля!

Стихия Тайны:

– Гел-Ана, Тля, уж слишком! Ты разыгралась, как мальчишка!

Гел-Ана:

– Коль так ты думаешь, Стихия, удостоверимся. Плохие зачем же специи для Каши? Эксперт наш, Б-р-р-р, как мненье Ваше?

Б-р-р-р:

– Права Гел-Ана. Беды нужны! Иначе хуже всё и хуже Раз-Лад… всё будет сокрушать. Увы, ты права, Ангел-Мать, Предвечная. Вари же Кашу. Ведь ждут ребята Сказку нашу.

Гел-Ана:

– Тяп-Ляп, мне изготовь горшочек… с горошинку… на сорок бочек.

Тяп-Ляп, задумчиво почёсывая затылок:

– Чтоб бочка каждая… как было?

Гел-Ана:

– Как раз, чтоб взрослая кобыла по бочке весело скакала, иначе… Каши будет мало.

Задумчиво, как бы про себя:

– Чем больше такой Каши есть, тем больше хочется добавки. Да, это главное! Поправки внесёт когтями Совесть–Честь.

Тяп-Ляп:

– Горшочек сляпался на славу! Из лучших Горестей месил, ох, даже выбился из сил.

Гел-Ана:

– Пришла пора. Агни, ты, славный Бог-Агни, пляши-гори не уставая. Теперь нужна пляска святая, чтоб Каша ладная была, рождала добрые дела, чтобы любили все друг друга.

Агни:

– Гел-Ана, не люблю я вьюгу! Она сугробами своими пытается порочить имя моё – великого Агни.

Вьюга:

– Гел-Аночка, ну ты то знаешь, какой Агни. Когда встречаешь его рожденье – лучше нет. Распляшется… ну, туши свет, и сам себя испепелит: то озорник, а то бандит.

Гел-Ана:

– Да ладно вам, не ссорьтесь, детки. Куда деваться?! Все мы… в клетке. Да, в Клетке Жизни. Нужен Лад, иначе в ссорах – только Ад.

Гел-Ана, простирая руки, ласкает Агни и всех остальных своих детей. Тихая музыка и ласка Гел-Аны гасят ссоры.

Мгновение успокоения.

Гел-Ана:

– Пляши, Агни! Варись горшочек, ведь Каша Власти нужна очень.

Горшочек:

– Буль-буль-буль-буль, буль-буль-буль-буль, буль-буль-буль-буль, пожалуйста, брови не хмурь. Каша уже почти готова: навариста, свежа и… нова. Что ж ты в тревоге, Ангел-Мать?!

Гел-Ана:

– Каша желает воевать! Мне говорит она: «Я взвою! Желаю быть только мужскою. Пускай едят меня мужчины. Да, Каша Власти лишь для сильных. Великих выращу Героев. Пусть они Ладный Мир устроят!»

Бр-р-р:

– Человек, незримо, Стихию Тайны подмешал. А Человек есть кто?!

– Мужчина!

Если ничтожен он и мал,
В гордыню глубоко упал,
То жаждет, чтобы выше скал
Тень его Власти вознеслась!
Такая Каша Власти – в сласть!

Гел-Ана:

– Бр-р-р, крепко сказано, но странно. Мои советники и все иные, поведайте, в чём правда ныне?!

Входят Светотень Н.К. Рериха, Инь-Ян, Тени-Тень Великого Тирана, Испытующий и Странник.

Испытующий:

Никто Властью не наестся!
Власть – это бальзам для сердца.
Власти Ключ дели на части!
Разрушай, рушь Лад, чтоб страсти
Не затихли, а кипели…
В каждом и во всяком деле.
Лишь когда в рассудках Муть,
Может Власть слегка вздремнуть.
Вечно мощны Власти Сути,
Коль в рассудках вихри Мути.

Светотень Н.К. Рериха:

И в любви, и в каждой страсти
Хочется нам… Каши Власти.
Грустно… чаще над иными,
Над собой всегда и ныне
Властвовать нет интереса!
Тешит беса эта месса.

Каша Власти:

Буль-буль-буль…
Человек, ведь ты не нуль.
Овладей собой, Владыка.
Власть тогда не будет дика.
Кто в ладу с самим собой,
Тот поладит и с Судьбой?!

Инь-Ян:

Вкусил я Каши Власти. По-ум-нел!
Все сразу как-то стали мельче,
А я возвысился, стал будто бы из стали
И чувствую, что чист и бел, как мел.
Как мелки прошлых мелочей моих забавы:
Друзья и все те обещания мои.
Мой выбор сделан! Теперь все не правы,
Кто жаждет власти. Ведь она – отрава…
Для всех иных! Их покорив, я тих.

Тени-Тень Великого Тирана:

Как опасно иметь Власть:
Издали блестит, и сласть
Она только лишь снаружи,
Изнутри свирепей стужи -
Отморозит всё… всегда.
Отморозки мы. Звезда
Власти, Власти Каши
Это – Крест и Чаша наша!

Испытующий:

Виноградною лозою
Вьётся речь моя. Не скрою:
Речь ветвиста для вранья…
Демагог искусный я.
Как вином пленяю вас
Красотой неясных фраз…
Обвивая вас, морочу
Всех, и даже умных очень.
Вот, к примеру, всем внушаю:
Зло-Добро есть Суть! Такая
Жизнь земная век от века
И… природа человека.
Ясно, чтоб вам в Счастье жить…
Нужно Зло всё сокрушить!
Кто оно? – Все, кто не наши!
Так варю я Власти Кашу,
И кипит она кроваво.
Кто посмеет: «Власть не права!»,
Пискнуть, тот есть враг, злодей.
Побеждай его, убей!

Странник:

Засыпьте золотом меня…
Вот Каши Власти… до отвала,
Но это всё… ничтожно мало…
Без Дружбы… лучшего огня!
Дружба–Любовь целит лучами!
Всё без неё мертво и в Храме.
И Дух Святой лишь с нею Свят.
Я славлю Мир такой сто крат!

***
Богооставленность, оскалясь,
Грохочет, сотрясая скалы:
– Зачем ты нас оставил, Бог?!
  Тобой живя, мир изнемог! 

ПУСТЬ
Пусть глупо, что для Счастья нас создали.
Пусть глупо, что богоподобны Мы.
Но в Злобе и в Унынии едва ли
Мы будем недостойны Сатаны!

***
Шариком земным играю.
Много луночек вокруг.
Хочется земного рая,
Но у Бездны, но у края 
Скал оскалы, когти рук.

МОЙ СОН
Вот всё чернее гладь воды.
Бросаю камушки и вижу:
Увы, увы, в ней нет волны,
И это не вода, а жижа,
Топь гиблая, а не вода.
Ужели это навсегда?!

***
Словно отравленные стрелы,
Порою мысли... в душу Яд.
Они настойчивы и смелы...
Надежды рушатся, горят.

ЖИВУЧЕСТЬ ГЛУПОСТИ
В чем живучесть Глупости?!
Она дочка Пропасти.
Пасть откроет, зубы скаля:
– Не зевай! Я – вот какая!
  Мучаю… так до муки!
– Не пугай. Целуй – цели!*
  Пропасть, верно, – Жизни Пытка!
  В ней улыбка чья-то зыбка.

^*Этимологическое родство слов «исцелять и «целовать» подтверждено.

ЭРА ЛУКАВО-КАМЕННО-УГРЮМА
(эпитафия эре патриархата)
Священный гнев. Священная война.
Святость убийства лжи и пытки.  
Привычная не тяготит уже вина.
Лукавство каменно-угрюмо-зыбко.  

***
Люди очень ранимы.
Крах Культуры не шуточный ведь.
Мы – живые снаряды и мины
Осторожные впредь!

АВОСЬ
Наше русское «Авось» 
Всех мудрее! В нём ведь – Ось!
А она всему Основа!
Эта Истина так «нова»!

***
Патриархат, оскалив пасть,
Грызет обглоданные кости, 
Рычит свирепо: "Мечтать бросьте, 
Что я кому-то отдам Власть!"

КАЖДЫЙ ХОТЕЛ
Каждый хотел, чтоб было лучше,
Почти всегда лишь… для себя!
Не оттого ль – по горло «в луже»
Скорбей и Бед мы и Земля.

***
Воронки и бездны незримо в Пути,
А мины живые толпою – навстречу.
Но слышу я Зов и стараюсь дойти,
За каждый свой выбор отвечу.

***
Жестокость с жестокостью, воя,
Сплетаются – не разорвать!
Вот в вихрях их новая Троя…
Без мужа, детей вновь Ты – Мать!

***
Мы молим бога: «По-жа-лей!
Крапива, скорпионы, змеи» – 
«Но ваши языки похуже змей,
 А глаз, клыки ещё страшней!»

***
Билась Жар-Птица крылами
В наши глухие сердца:
– Счастье я ваше! Вы сами
  В Сердце его… до конца.
– Некогда нам. Вот пристала!
  И без тебя дел полно.
Дряхлая старость устало:
– Пусто. Тоскливо. Темно!
  Где же ты, где ты, Жар-птица?!
  Лишь по ночам порой снишься!

АГОНИЯ ПАТРИАРХАТА
Увы, увы, увы, не свята,
Коль дочерей своих, сынов… 
Взрывать невинных... «Будь готов!»
Рушить Заветы вновь и вновь.

Агония Патриархата…
Как чёрный грязный снег весной,
Дождь Жизни, смой же её, смой!

ЛЮБОВЬ?!
Что же это за Любовь?
Коль реками вновь и вновь
Кровь невинная струится,
Коль пылают глаза, лица
Злобной жаждой убивать…
Всех «чужих» опять, опять?!
Всех, кто есть не тот, не та…
И вновь Ненависть свята!

КУРЫ ЛЮБЯТ ПЕРЕКУРЫ
Любят куры перекуры…
Вот тогда они, переча,
Речь за речью, речь за речью
Жадно жаждут всех судить
И садить, садить, садить…
Не как яйца в гнёзда, право.
Наша эра так лукава!

***
Душа, в предчувствии распада,
Как бабочка вблизи огня,
Всё лучшее отдать нам рада,
Ведь ждет, быть может, Бездна Ада,
А некому и… и нельзя!

***
В Сердце моём – окончанье Пути.
С доброй улыбкой Земному: «Прости!»
Снежно и нежно, целительно, ох,
Мир этот всё же не так уж и плох!

***
Душа во сне порой так громко,
Надрывно стонет. Тяжко ей!
Хрупка, коварна жизни кромка.
Не ласков взгляд из-под бровей
Порою. Верно, это так,
Но всё ж пропитан Светом Мрак!

Крепка как смерть Любовь;
Люта, как преисподняя, ревность.
Стрелы её – стрелы огненные.
[Песн., 8:6]

Со мной случилось ужасное несчастье: я потеряла всю свою семью. Осталась совсем одна с повреждённым позвоночником и выбитым коренным зубом.

Почти два месяца я искала семью, где меня полюбят, и которую смогу полюбить я. Голодала, но кожа и кости всё–таки остались. Один хвост не похудел. Он то меня и выручил. Новый мой Хо-зяин, лаская, называет свою любимицу: «Хвостик мой!»

Это имя родилось неслучайно. Почти всегда я иду за Хозяином след в след, но не как овчарка, охраняя овцу, а как Ангел-Хранитель. Лишь во время наших священных игр с волшебной палочкой – иначе.

Тогда, незримо и несокрушимо, над ним мой Покров.

Мой Ангел и добрая дворовая кошка помогли мне укорениться в приглянувшейся семье.

Да что я говорю, «приглянувшейся», я решила: если не возьмут, то здесь и умру. Уж лучше здесь. Но взяли, пригрели и полюбили, хотя я два раза ужасно опозорилась.

Боюсь громких звуков, похожих на выстрелы. Как меня не уговаривают: «Ты же умная, уже взрослая овчарка, ты же видишь, что это дети балуются». Но я ничего не могу с собой поделать. Дрожу как мелкий бес, который в морозилку залез.

А однажды, во время любимой прогулки с Хозяином по лесу, напали на меня июльские кома-ры.

Всё бы нипочём при моей-то шерсти. Но вот они нашли нос, и… я позорно убежала, бросив Хозяина в лесу.

Потом, лёжа на крылечке, плакала крупными, но, Бог-свидетель, не крокодиловыми слезами. И меня ещё утешали!

Я полюбила эту семью всей душой.

Детей, всех детей обожаю, от новорождённых до старых!

Представьте себе… Нет, это невозможно представить! Дочь моих хозяев жила в соседней квартире с мужем и двумя детьми. Младшей, четырёхлетней Музе, когда она вбегала к нам, доста-валось столько ласк, что змея ревности вползла в моё сердце и укрепилась в нём.

Никогда не забуду тот вечер. Муза вбегает, смеётся, обнимает меня, целует в холодный нос. Я, как обычно, облизала её. Но вот потом, когда её всю заласкали, усыпали поцелуями, я, не помня се-бя, нацелилась на неё ушами, словно хотела забодать, молча подошла – мы были одного роста.

Мой Ангел в последний момент, оберегая от непоправимого, наклонил мою голову. Хозяева, стоявшие рядом, ничего не поняли и не ждали плохого.

Я укусила Музу за животик. Крови не было. Была минута молчаливого потрясения, а затем – горький плач Музы.

С тех пор прошло восемь лет.

Как и при первой встрече, я знаю: лучше умру, чем уйду от них. Не сомневаюсь, что и Хозяин мой решил также не расставаться.

Выбитый зуб не вырос вновь. Но любовь семьи и лесные прогулки, исцеляя, укрепили меня. Позвоночник не болит. Играя, прыгаю через месяц и звезды.

Со мной стали происходить чудесные превращения. Для начала я придумала очень веселую игру с детьми в волшебную палочку. Сама поставила танец пляски с этой палочкой и с детьми. Весь двор в восторге, билеты бесплатные, торги не требуются, недовольны только перекупщики.

ИСПОВЕДЬ ЦВЕТКА
– Любви без риска не бывать!
  Суть такова её, природа.
  В Любви есть высшая Свобода
  И высшая в ней Благодать!
– Быть может, так, но ты, Цветок,
  Не слишком ли к себе жесток?
  Сорвет, растопчет ли любой…
  Посилен спор тебе с Судьбой?!
– Века, как волны, в Жизни Тайну:
  Светла Людей-Цветов Любовь!
  Из пепла ладно, вновь и вновь,
  Прекрасная… разве случайно?!

ВСЕМ ДЕТЯМ В ДАР
Звёздочки в свою корзинку
Собираю ночью вновь.
– Сей их, девочка – былинка,
  Зацветём. Любовь, любовь…
  Мы – цветы всем детям в дар,
  Чтоб светились вы от чар,
  Лучших чар на белом свете
  Собирайте звёзды, дети!
  Сейте их в своих сердцах
  Вам не ведан будет страх,
  Звёздной Родины герои.
  Вы спасёте землю вскоре.

***
Игольчатою белой хризантемой – 
Муза духовная моя.
Вся в бриллиантах капелек дождя,
Чарующе-безмолвной Темой,
Освобождая так от жизненной трясины
И пробуждая, чтобы здесь не сгинул.

ИСПОВЕДЬ
Любила цветок – и не знала,
Что верный мне друг он до гроба.
В тот миг, когда я погибала,
Решил он: погибнем мы оба…
Мне – памятник, пышный сугубо,
Цветок – на помойку. О Боже,
Я б крепче спала, коль ему бы
Поставили памятник тоже!

ЦВЕТЫ, КАК ДЕТИ
Цветы, как дети, но ещё верней
И солнечней – им стылый мрак не ведом.
Когда уходишь в скорбный мир теней,
На кладбище цветы приходят следом.

***
Золото так быстро отгорело,
По – се – дев.
Одуванчик, так гореть – святое дело!
Свой посеял нам в сердца напев!

ЗА ДРУЖБУ – БОГА ВЛАСТЬ
Был Богом я, теперь – Цветок.
Конечно, мир земной жесток.
Вечность и Власть – всё я отдал
За дар Любви… Не прогадал!
Сорвут, растопчут… я готов!
Таков мой Дух, такая кровь!
Дружба, Любовь – та Сути Тайна,
Что воскресает не случайно.
Будьте как мы и… лучше нас,
Есть Знание: настанет час…
Мы сможем многокрылой птицей
Звездно-земною воплотиться! 

ВЕРНЫЙ ДРУГ
Все лучшие души цветами  цветут
И скорби земные целят.
Они – Обереги Любви там и тут.
Слабеет от них злобы яд.

А если подружит цветочек с тобой,
Полюбит до смерти, до смерти земной.
Погибнешь – осыплет листы, умирая.
Есть все-таки Дружба такая!

Я верую, вижу: Сердца всех землян,
Да, будут цветами… исчезнет дурман.

ДРУГ
Порой я думаю с испугом:
Кого сумел я сделать Другом?
Не это ли главней всего?
Вот Мера для самооценки,
А остальное – лишь оттенки
И не меняют ничего.
Ищу мучительно и строго
На свой вопрос прямой ответ:
Могу ль признать я Другом Бога?
И сам себе я Друг иль нет?!

СВОБОДА

Для науки нет запрета -
Достоверно всегда это!
Материя – природа, а не Мать,
Её нельзя нам не пытать!

Да, гневаюсь и объявляю гневно:
Что всё моё насилие священно!
Над всяким, тем, о ком скажу я – враг!
Ему погибель. Пусть он канет в Мрак!
Ведь Свет вам всем один… в моём окошке!
Все вы грешны… и не немножко!

РОК СТАРОСТИ РОКОЧЕТ
В старости, всё светлое фильтруя
Чёрно-фиолетовым огнем,
Одиночество малюет всуе
Сущее. О, как ужасно в нём!

ПЕЧАЛИ КАМНЕЙ
И камни страдают -
В них чаши скорбей
У моря я видел однажды.
В тех чашах – бессчетные капельки дней,
Соленые призраки жажды...

***
Где ты, Золотая Середина?!
Неужели всё для нас едино:
Ненависть – Любовь – всей злобы яд.
Отчего ж я Жизни всё же рад?!

ЛИКИ НОЧИ
Я – Бездна, Трясина. Я – Хаоса дочь,
Я всюду, всегда, для всего.
Потешиться властью ведь каждый непрочь
С Рабой и Богиней раба своего.
Чем Святости выше, тем круче тропа,
Тем Истины Свет ослепляет сильнее…
И вот уже вера Святая… слепа!
Петля обвила мою шею.
Необоримая, страстная Власть,
Не над собой – над иными!
И величайший не может не пасть!
Так было, так будет, так ныне!

***
Жаждут Власти только над иными…
Над собою непосильна Власть.
Пока так извечно всё… и ныне
Всем нам суждено… упасть.

***
Обида – возмущение хищной птицей -
Над головой моей всегда кружится,
И волю вольную, и совесть ослепляя:
– Вот Тропа Пастыря!…
– Но та тропа – чужая.

***
Рождает «песню» Пустота,
И это вовсе неспроста.
Пустое. Власти так удобно.
Ах, до чего ж Пустышки модны!
Пустой бутылки я пустей,
Что хочешь ты в меня залей
По горлышко, теперь я твой.
Готов на брань, готов на вой!
Рождает "песню" Пустота…
Но эта Пустота – не та!

***
Мы – слёзы Бога. Эти слёзы
Льют бесконечными дождями,
На струнах их метаморфозы
Творят: «То – Бог, а то – мы сами».

НЕ НАДО
Не надо, не надо спешить, суетиться…
Как знать, суждено ли Душе возродиться?
Когда, как снежинка в бессильной истоме,
Растаю у Ангела я на ладони,
Качнутся ль весы в сокровеннейшем Кроме,
Возникну ли снова я в зове и стоне?

ПЕРЕД ПРЕДЕЛОМ
Как листья с Древа Жизни вечной
Мы опадаем, страх тая.
И всё ж мечтаем, что в Предвечном
Познаем Тайну Бытия.

РАЗЛАД
– Живот хочет есть да есть.
  На-пле-вать ему на честь!
  А Рассудку всё б судить,
  Рвать связующую Нить.
  Носу – лишнее разнюхать.
  И подобно ему – Ухо.
  Тащит Похоть явно, скрыто
  Нас в бездонное корыто,
  Уверяя: «Я – любовь.
  Со мной счастлив будешь вновь!
  В стороны свои все страсти
  Рвут… и обещают… Счастье.
  Сердцу можно ль приказать?!
  Я Разладу Бла-го-дать!»
  Так мы, люди, всё живое…
  Как же ладно жизнь нам строить?!
  Дьявол – выдумка, химера.
  Без Врага – ни Власть, ни Вера
  Не умеют жить пока.
  Подтверждают то века.
Так я жаловался Богу.
А в ответ светло и строго:
– Если всё настрою в лад,
  Каждому жизнь будет – ад!
  Той, что есть, Свободы крошки…
  Каждому, пусть хоть немножко
  Счастья, Радости всем, всё же…
– Твоя правда, Сущий Боже!
- В этом Правды… только чуть.
  Ладьте… и открою Суть!

***
Жертвы войны, жертвы войны!
– Воет война, воем и мы.
  Воя, бранимся… бранное поле.
  Жертвовать должно?! Доколе, доколе?!
  Кто этот  Бог, кому все мы должны?
  Да, виноваты мы, но без вины.

***
Здоровья нет, а страсти, всё бушуя,
Крушат намерений благих цветы.
Здоровья нет. Слабеет воля. Всуе
Ползу за жалостью…И жалишь… меня ты!

***
Ужас в глазах не спрятать…
Тот из иных Миров.
Так сострадает Святость…
Костёр мой уже готов.

Вновь встречаю весеннего леса поющий древней Тайной с душой моей связанный Мир.

Здесь глубокая лужа лесная живет. Подхожу, затихаю в созерцании безмолвья. Тихой музыки чудится мне трепетание. Или в сердце она, или бабочкой новою у изголовья.

Словно чей-то таинственный слышу я шёпот:

– На краю Ойкумены моей, сквозь сосны золотой одеяние, солнце в гости пришло на свидание. И горит негасимо во мне. А с тобою в триаде – всем нам радости нынче втройне.

– Ты, Глубокая Лужа Лесная, права. Глубока твоя правда живая...

Медитации час – будто миг. И с поклоном прощанье.

Взгляд... печаль расставания проступает на зыбкой воде всё видней. Бег Теней? Ветерок или хаосмос Мира иного проявился на миг в нужный срок?

***
Завесу будто раздвигая,
Во всём я открываю вновь:
Тайна Великая, другая,
Как Друг, пронизывает кровь.

***
Иду я по аллее лет.
И чудо: открываются деревья.
Я думал, никого здесь нет,
Но в каждом я живу издревле.

ГЛАЗА – НЕ ЗЕРКАЛА ДУШИ
Глаза – не зеркала Души.
Они – совсем, совсем иное!
Чуть-чуть лишь эту тайну приоткрою:
Глаза – окошечки иных миров,
Поклясться в этом я готов,
И Омуты они миров иных.
Лишь в звёздный миг такой вот омут тих -
Бездонность в нём живой воды таится.
Извечно будем этому дивиться!

ВОЛШЕБНЫЙ МИР
Я чувствую, что где-то рядом,
А может быть, во мне самом
Прекрасный Мир с волшебным садом…
Неопалимым  в нём огнём.

Мечты мои горят, зовут…
Бегу, лечу… и вот я тут!

***
Движутся плиты сердито…
Гнев сотрясает Мать-Землю: 
«Вашу ментальность бандитов 
Я никогда не приемлю!»

***
Гибкий вокруг Смерти вьётся.
Гибкость гибельна всегда.
Так черна вода в колодце!
В той воде горит звезда.
Да, звезда: той смерти нет!
Негасим духовный свет!

ТРИЕДИНСТВО СУТИ
Нет Зла и нет Доб-ра.
Суть Триединая Я – Ра!
Три! Тру-тру-тру себя,
Тру мысли, тело, нервы, Душу
И рушу-рушу-рушу-рушу.
Тру свою косность я в муку.
Из мук моих – Мука Просвета -
Есть в каждом Триединство это!
Вдруг Он, и Я, и Ты, мой Боже,
Мы – Триедино, Други тоже?!

***
Снежинка целует и тает
Слезинкой святого огня. 
Литая летала у края,
Где встречу миг Судного Дня. 

***
Лишь я покой покойникам дарю,
Гробы в сугробы* кутая душевно.	
Их отпевая, я творю зарю
И в ней сжигаю всё, что было гневно.

^*Этимологическое родство слов «гроб» и «сугроб» подтверждено.

***
Всё созданное с каждым шагом – в прах
Неотвратимо… лишь порой случайно.
Но лучшее, лучась, из праха… Ах!
И вот уже его летает Тайна. 

***
Судьбы не вызов, а заветный зов:
Пора пришла для непорочного зачатья!
Звонят колокола… По-кров, По-кров… 
Дело любимого дитя уже в моих объятиях!

ВИДЕНИЕ
Пред Смертью  дышится легко:
Пробуждается предчувствие полёта.
Всё земное будто отлегло,
Совесть-Друг рыдает отчего-то.

Совесть-Друг, пришла пора
Завершать дела земные.
То, что важно так… вчера,
Словно лист осенний ныне.

***
Мне снежной* чистотой тропу
Метель так нежно застелила.
Волшебно-неземная сила
Зовет. Иду я в Пустоту.

^*Этимологическое родство слов «снежность» и «нежность» подтверждено.

***
Семь грозных витязей Разрухи.
Пред ними я… совсем один?!
Но есть Покров и Путь.  Я – в Духе,
А Сущему я – Друг и Сын.
Стараюсь, падая порой.
Когда слабею, Друг, прикрой!

***
Зримыми стали незримые струны:
Снова слова и могучи, и юны.
Вот они вещим, волшебным смычком
Нежно по струнам… и слышу я: «О-О-О-М-М-М!»

***
Я по лучу… наискосок.
В моей крови вновь звёздный сок – 
Зов светло-радостной тревоги,
Легко танцуют мои ноги.
А слёзы Бога: тук-тук-тук…
Немножечко до его рук.

ВСТРЕЧА
Щит в руке, и крылья за спиной.
В чаше света тайна пробужденья.
В сердце песня о Судьбе иной, – 
Ангела мгновенное виденье…

ЛИКИ ТОТЕМА
Как плачут камни, полные печали,
Мы никогда, увы, не замечали.
Невнятны нам их тайные кручины, – 
Темны глазницы, горестны морщины…

***
Мы как бы засыпаем на ходу,
А Бог нас месит, пробуждая.
Рекою льется кровь людская!
И громом голос: «Я гряду!»

***
Вновь я лечу над полем брани,
И брань отборная летит в меня.
Воет война во всяком стане,
Вооружаясь руганью огня.

***
Жизни вечер, тихо догорая,
Шепчет сердцу: «Радость – не чужая.
В миге каждом так она таится.
Как в яйце – полёт могучей птицы».

***
Да, я – дочь Рока.
Ко мне до срока 
Вы приходите, если сгореть
Желаете. Я одинока.
Пылаю ярко в огне, как медь.

***
Не забывай тянуться к Красоте!
Листом осенним, облаком и птицей.
Она зовет и над тобой кружится,
И чудятся мне в ней родные лица.

***
У человека – Вечности Чело!
Оно укромно и ждет Зова.
Хотя невидимо, но мило… замело
Сознание Предвечного Покрова.

***
Как в пламени пылать, но не сгореть?
Не в пепел только превратиться?
Дух Божий в моём сердце ведь,
Лишь только им я – Феникс-Птица.

***
О, да! О, да!  О, да!
Живая – Мертвая вода!
Та, что мертва – Мария-Мрия
Целит и, окрыляя, греет.
А иной – живой воде-водице
Нужно душою возродиться!

МАГИЯ СТРАХА
В бездне духовной страшней, чем в трясине.
Смертному ею владеть не дано.
Не оттого ли извечно и ныне
Вихри её нас пьянят, как вино?

***
Храм мой в сердце – три каштана.
Я молюсь здесь. И так странно:
Пробуждаясь, Бог во мне
Тих. Он вовсе не в огне
Тишиной меня целит.
Так куём мы Веры щит.

***
Узнаю я тебя в любви,
Во всех перерожденьях,
Не в языке и не в крови.
Гляди-гляди-гляди-гляди:
Души особые огни,
Особенность прозренья!
Узнаю я тебя в любви,
Во всех перерожденьях!

***
У Истины единого нет лика.
Все её меры многозначны.
Покажется кому-то это дикой
И неуместной шуткой, неудачной.

МИРЫ ЖИЗНИ
Мир Ужасов, конечно, есть – 
Таков один из Ликов Бога.
Здесь вечно беспощадна Честь,
И бесконечных пыток много.
В трясине здесь… Мир Серой Скуки,
Дрожат от страсти её руки,
Жаждут за горло ухватить,
Потом топить, топить, топить.
Дивись: Мир Красоты Земной!
Он создан, чтобы быть с Тобой.
Сердце и Дух крепит, целит.
Он – Родина и лучший Щит!

МУЗА МИСТИКИ
Она в делах моих и взглядах
Как Суть бессмертная живёт.
Не как змея целит – без яда!...
И мудр её духовный мёд.

***
Элита, элита, элита –
Духовность, не будешь убита!
Не чахнуть тебе, не истлеть – 
Изведано опытом ведь.

МАГИИ: БЕЛАЯ И ЧЁРНАЯ
Белая магия – только седая.
Опыта капли бесценны. До края
Ими наполнена Чаша Грааля,
Чтобы мы всем сострадали, не жаля!

Чёрная магия – трещины жало.
Всё, что имеет, ничтожно и мало.
Зависти жажда находит врага,
Неутомима, бездонна всегда!

***
Манит, манит воды гладь.
Ой, взять по ней и пробежать!
Босиком, как цып-цып-цыпа.
Да, так было… Не забыто.

***
Равнины России
Под дымкою синей…
Призраков Злобы и Зависти зрю.
Губят спонтанно счастья зарю.
Призраки эти в души незримо
Мыслями-стрелами метко… не мимо.
Совесть – могучий от этого щит.
В сердца тиши Её голос звучит.

***
Сон – Смерть. Рожденье на рассвете.
Божественный концерт в Храме небес.
Благодарю за возрожденья эти:
Такая Месса лучше всяких Месс!

***
Вездесущий, помоги минимизировать насилие
Каждого моего действия!

***
Дух Святой и ангелы наших душ, помогите
в Светлой Радости забот каждого дня уберечь 
любимое дело, друг друга и Большую Семью. 
Аминь!

***
Всеведение, помоги в каждом открыть родство!

***
Дай Смерть в сознании, в труде,
В со-творчестве с Тобою, Сущий...
И ничего на всей Земле
Не будет радостней и лучше!

В этой жизни я родилась у мамы-овчарки. Первая часть счастливого детства закончилась, когда меня разлучили с братьями и сестрами.

В новой моей семье, прежде всего, я занялась главным делом. Мама моя с кровью, молоком и ласками внушила: самое главное – найди и сбереги Друга-Хозяина.

Сначала я его хорошенько обнюхала. Испытание на запах он выдержал достойно, терпеливо и снисходительно. Ведь я тыкалась носом везде, где можно и где нельзя. Для этого мне пришлось повалить его на ковёр, а потом я стала его лизать. Он до сих пор не знает, как это важно и целебно. Труднее всего было лизать уши. Он ужасно мешал мне, сперва хихикая, потом хохоча, дергаясь и даже дрыгая ногами. Я, как могла, воспитывала его: «Полежи спокойненько, ведь ты уже большой, а ведешь себя как щенок».

Самое приятное было, когда я стала выводить его на прогулки. До нашей встречи хозяин был бледным и толстым, с весьма заметной сединой. Уменьшить седину мне не удалось, хотя я старательно вылизывала и седые виски и усы. Но вес мы привели в норму. Вот я пристрастила его к прогулкам по лесу, а затем стала выманивать в бескрайние поля.

Однажды на этих просторах засеяли огромное поле льна. В нашем северном крае России лён – один из ликов Родины. Он один из её самых благородных ликов.

Лето выдалось с обильными дождями. Лён рос быстро. Вот он уже почти по пояс и колышется безбрежным неоглядным морем. Зеленые волны зовут нас, и земля такая теплая. Часто-часто встречаются большие лужи. Они будто специально устроились вдоль берегов льняного моря.

Хозяин с завистью смотрел, как наслаждаюсь я, бегая по теплым лужам и по шелковистому краю льняного моря. Вот, наконец, он услышал мой призыв, закатал повыше брюки, разулся. Теперь мы оба странствуем вдоль моря, шлёпая по лужам, брызгая друг на друга. Трудно понять, кто из нас сейчас больше ребёнок. Наверное, он, ибо я первая заметила:

– Это зеленое море вот-вот зацветет.

– Не может быть! Ведь всего три недели тому назад этот лён только-только пробивался из земли. Он был не выше моего указательного пальца.

– Да, это так, но посмотри, посмотри, вот я вижу уже первые цветочки льна. Ой, я первый раз в жизни их вижу. Они словно маленькие светло-голубые колокольчики. И каждый колокольчик создан пятью лепесточками.

Потом мы долго шли молча, очарованные чудом общения с льняным морем.

Вдруг я услышала голос. Он был звонким – словно говорил крохотный колокольчик. Вот я уже слышу не один голос, а хор этих колокольчиков:

Море светлой зелени
Вот-вот зацветет.
Лён поет: "Взгляни, взгляни…
Чайкой я в полёт".

Сначала мы с хозяином радостно, смущенно и недоуменно переглянулись. Колокольчики звали нас полетать. Однако ни он, ни я не умели и не знали, как бы нам это сделать. Мы продолжали, как зачарованные, брести по кромке этого моря. Шаг ускорялся, вот мы уже бежим, и вдруг легко взлетаем и парим над волнами очень светлой, нежнейшей зелени. Потом не раз мне это снилось. Хозяин, добродушно смеясь, рассказывал, что во время таких снов я дрыгаю ногами и восторженно поскуливаю.

Мы с хозяином ни разу всерьез не ссорились. Я чувствую, что он меня очень любит; и он знает, что мне без него жизни нет.

Так мы жили, не тужили, пока не забрела к нам Беда-Кручина.

Хозяин стал очень озабоченным, хмурым. Он плохо и мало спал, много трудился. Вот уже и дома ему приходится проводить деловые встречи. Сегодня тоже должна быть такая встреча. Давно уже нужно пойти со мной погулять, а он всё не может найти для этого время. Дела лезут из всех щелей – звонок за звонком. И от всего этого тоска в его глазах всё бездоннее.

А я такая дура. Ведь знаю, ещё как знаю, что ни в коем случае нельзя подбирать и есть на улице всякую дрянь. Но нашла в траве у лавочки хвост воблы. Он так пахнул на меня, что все мои благие намерения тут же словно ужи ускользнули, и я счавкала этот хвост. Да! А вот теперь в животе моём революция!

Я деликатно даю понять хозяину, что терпеть уже больше не могу. Вот он уже взял ошейник с ремешком… И опять звонок… И бесконечные телефонные разговоры.

Я не выдержала. Обежала всю квартиру, заплакала от стыда и наделала большую кучу между большим столом для совещаний и балконной дверью.

Не скоро хозяин обнаружил это. Такого у нас никогда прежде не было. Он в этот день был очень нервный, а тут ещё мой подарок – и он не выдержал. Нет, он меня не бил, но лучше бы побил.

Куда девался прекрасный цвет лица, который я возродила в нём?! Он побелел и даже позеле-нел. Вывел меня на лестничную площадку и сказал, почти прошипел, хрипя:

– Мне такая собака не нужна!

Дверь захлопнулась, а я хлопнулась, шлёпнулась, словно молния поразили меня эти несколько слов. Человек, без которого мне и жизнь не нужна, отказался от меня. Я даже плакать не могла, словно окаменела.

Прошло совсем немного времени, дверь бывшей моей квартиры открылась, мой бывший хозя-ин посмотрел на меня и холодно, поучительно сказал:

– Больше так не делай. Я простил тебя. Ладно, заходи.

Я попыталась встать… и не смогла. Задняя половина моего тела оказалась парализованной. С огромным усилием я подползла к нему и посмотрела в глаза. Пока я ползла и смотрела на него, он страшно бледнел. Вот он опёрся о стену и начал медленно сползать на пол, расстегнул рубашку, пытается массировать сердце. Вот уже добрые наши соседи вызывают ему неотложную помощь, а он, подтянув меня к себе, пытается массировать мне задние ноги, позвоночник и просит срочно вы-звать нашего ветеринарного врача.

Прошел год. Мы, погуляв по любимому лесу, выходим на бескрайние поля. Ещё немного, и мы увидим льняное море. Ещё немного… Моря нет, но мой чуткий слух уже ясно различает:

По теплым лужам босиком…
Брызги, венец какой пророча,
Зовут на луг. Он так знаком.
Его туман волнует очень.
Я льном прильну к тебе, Россия.
С тобой, всё не деля, сольюсь,
И пусть клянут тебя иные,
Какая есть ты – Мать мне, Русь!
От пыток жизни отдохнуть
И залечить обиды, раны,
К тебе лишь, Родина, на грудь
Паду. Но разве это странно?!
Да, льном прильну к тебе, Россия!
С тобой, всё не деля, сольюсь,
И пусть клянут тебя иные,
Какая есть ты – Мать мне, Русь!
Дела земные завершая,
Кому, как не тебе, я вновь,
Не откупаясь, не для Рая,
Всё лучшее и … и Любовь!
Я льном прильну к тебе, Россия!
С тобой, всё не деля, сольюсь,
И пусть клянут тебя иные,
Какая есть ты – Мать мне, Русь!

ЗЕМНЫЕ БОГИ
Земные Боги были, есть и будут!
Здесь они, прекрасные, средь нас.
Вот незабудкой предо мною Будда
И розою – Христос: "Твори свой звёздный час!"

***
О Главном лучше помолчать:
На нём ведь скромности печать.
А скромность – это Кремль и Кром*,
Будь к этой мудрости влеком!

^*Этимологическое родство слов «скромность», «кром» и «кремль» подтверждено.

СТАРАТЬСЯ И ТЕРПЕТЬ
Стараться и терпеть – 
Неотвратимость пытки.
Суть Жизни в этом ведь…
Все радости так зыбки
И хрупки. Это так,
Но светел земной мрак,
Коль искра в сердце есть
И уберёг ты честь.

***
Власть над иными, над собой -
Ничто, коль лада в этом нет!
Владей! И в этом весь секрет
Согласья с Роком и с Судьбой.

НА РАСПУТЬЕ
Кто б ни был ты, на счастье иль несчастье 
Суровый выбор дан тебе судьбой.
Что предпочесть: дорогу просто к власти
Или дорогу к власти над собой?

***
Не меч, не пуля, а улыбка,
Что от души, разоружит,
Все злобы сокрушит, хоть зыбка,
И защитит, как лучший щит!

В СВОИ УЗОРЫ ЗВЁЗДНАЯ РОСА 
(микророманс)
Слезами Бога мы с Небес на Землю…
А умирая – вновь на небеса. 
Не только лучших там приемлет
В свои узоры звёздная роса.

***
Ради Бога и себя
Пламень вещего огня 
Пробудите в своём Сердце,
Дайте людям в нём согреться.

***
Не плюй в колодец! Нет иного…
Лишь из него дано нам пить.
Ты судишь всех, и даже Бога,
Перерезая  Жизни Нить.

***
Родина-Мать, 
Не передать,
Как в Тишине средь полей неоглядных
Сердцу с Тобою целительно, ладно!

РЕЦЕПТ ИЗНЕМОЖЕНИЯ СКОРБЕЙ
Как хорошо, когда душа поёт
Соловушкою в мае!
От этих песен тает лёд
Скорбей. Они из-немогают.

***
Ужасы в себе тревожа,
Исказите лик до… рожи.
Пробуждайте, Люди, Свет!
Выбора иного нет.
В сердце Совестью веками
Тките со-страданье сами.

***
Не суди, не проклинай – 
Этим рушишь ты свой рай!

***
Да в чём здесь держится душа?!
– В одном, в одном почти что Духе!
– Ох, хрупка жизнь, нехороша,
  Но сколько Счастья в этой муке!

***
Отцветают яблони, но сливы
Всё еще пленительно-красивы.
Отцветает тело, а душа
Юна, окрылено-хороша!

ПОДАРОК
На закате жизни вихри…
Повинуясь, но кому?!
Все и разом дружно стихли.
Ладно Сердцу и уму.

***
Ни в каком Раю и ни в какой Нирване…
Этой радости трагично-странной
И любви у бездны на краю…
Жизнь земная, я тебя пою!

ЗА ПЫТКОЙ…
Средь самых мрачно-скорбных дней
Сумей, сумей, сумей, сумей
Ты различить совсем иное.
Тогда, за пыткой, Счастья… втрое!

«МОЙ ЗАВЕТ»
Ты, Сущий, –  Друг и мой Завет.
Мне без тебя и жизни нет!
Ты – Тайна, Луч, моя Тропа.
Да, эта Дружба не слепа.

***
Сад Прошлого, сад Будущий, расти!
Они – твоё богатство на Пути.
Познай, нет ничего иного,
Лишь с ними ты в себе пробудишь Бога.
И Прошлое, и Будущее тут.
Они с тобой День Главный создают!

И ПОСЛЕ СМЕРТИ
«Люблю смертельно»! «Полюбил до Смерти»!
А после Смерти Её разве нет?!
Проверил – есть! Хотите… Вы проверьте.
Так главный вы получите ответ.

***
Патриархата Святость слишком хмура,
Не оттого ли так больна Культура?
Ведь если Святость редко так смеётся,
То Злоба затмевает даже Солнце.

***
Лучшего подарка мне не надо!
Не мечтал о большем никогда:
«Есть в Основе Замысла отрада?!»
И ответил Друг мне Сущий: "Да!"

НЕОПАЛИМОГО ОГНЯ
С улыбкой светлой день начав,
Пройти, «лицом в грязь не ударив»,
Весь Главный День на том пути,
Где Рок ведёт игру без правил.
И завершить тот день светлей
Мольбой за всех в мире теней.

***
Власть высшая не над иными,
Не над собой. С иными – как с собой,
С собою – как с иными: в ладу со всеми и с Судьбой.
Так не было, но будет так.
И воссияет тогда Мрак!

***
Древняя, древняя Суть, пробудись!
И помоги  глубину мне и высь
Будущих бед различить, чтоб потомкам
Было не слишком уж хрупко и ломко.

ПУТЬ ВПЕРЕДИ… ТРУДНЕЕ ВТРОЕ
- Бог, да зачем ты все вот так…
  Зачем скорбей бездонный мрак?
- Чтоб из вас вырастить героев,
  Путь впереди…труднее втрое.

СЕВЕРНАЯ МАНТРА
Я очищаюсь Тишиной,
Берёз родною белизной,
Ею одной, ею одной...
Я наполняюсь Ти-ши-ной!

***
Вся философия в слове «ед-ин».
В нём - всё иное: отец, мать и сын.
Здесь разнородное в целом целится.
Светом не здешним здесь светятся лица!

БОГ, ПОМОГИ
До дряхлости ума и тела,
Бог, помоги мне не дожить!
Прерви тактично и умело
Жизни связующую нить.

МАНТРА ВСЕЕДИНОЙ ДРУЖБЫ
Я – Друг Творца.
Так – до конца.
Стараюсь не казаться, 
Не слыть, а оставаться.

Нам виден только коврик – на нём сиамская кошка и три, только что рожденных, котёнка. Мама вылизывает их. Они блаженно всасывают с её молоком опыт бесчисленных поколений.

Летят дни, и вот уже у них открылись глазки. На этом закончилось счастливое детство Альфы в этой жизни. Она была третьей, самой слабой. Топить ее не хотели. Зима была лютая. Закопать в землю было трудно, поэтому её просто выбросили на помойку. Однако такая смерть не суждена была ей. Бездомная старушка-бродяжка, ковыряясь в мусоре, обнаружила Альфу, поохала, произ-несла три раза Иисусову молитву, положила в брошенную коробочку. Тихонько прокравшись на третий этаж ближайшей от мусорки трущобы, она оставила ящик у квартиры № 49. Перекрестила его трижды и исчезла, когда через тонкие двери прозвучало: "Московское время двадцать один час".

В подъезде было очень холодно. Альфа мяукала изо всех сил, но услышана не была. К утру, когда открылась дверь этой квартиры, сжавшаяся в комочек Альфа почти окоченела.

Я с немым изумлением не меньше минуты взирал на то, что лежало у порога моего маленького мира. Предстояла длительная командировка, бездна дел. Не до кошки! Но необъяснимо руки и сердце потянулись к крохотному комочку. Это существо сотрясала мелкая дрожь. Оно всё уместилось в моих ладонях, а когда я прижал его к груди, невольно расстегнув зимнее пальто, дрожь прекратилась. Мне передалось блаженство, испытываемое котенком. Вдруг она запела, замурлыкала. Это решило ВСЁ.

Так в моём доме укоренилась Альфа. Сначала, после перенесенных потрясений, она еле двигалась. Однако любовь, взаимная любовь, хороший аппетит, ласки и неистощимая энергия делали чудеса. Через месяц уже не было в моей квартире высот недоступных для нее.

Спала она только со мной. Особенно меня поражало то, что ей нравилось вытянуться во весь рост, положить голову на подушку и тихонько петь мне. Потом она рассказывала своим приятелям, что поёт только «на ушко» и только одному человеку.

Мы привыкли к этому как к очень приятной необходимости, почти священнодействию. Ни я, ни она не почувствовали, какую беду таит в себе эта радость.

Вот у Альфы появились котята. Она была хорошей, заботливой мамой. На ночь она приносила в зубах по одному свои сокровища ко мне. Легко вспрыгивала на кровать, укладывала их всех и блаженствовала вместе с ними.

А мне было не до блаженства. Сплю я с детства очень беспокойно, избавиться от этого не могу, как ни стараюсь. Для Альфы это неопасно, она всегда, даже если я нечаянно придавлю её, выползет – выскользнет из-под меня. Котята – иное! Я не мог допустить, чтобы нечаянно заспать, задушить котенка.

Так пробудилась эта беда. Я пытался уговорить Альфу. Много раз переносил котят, устраивая им и ей самые удобные места для ночлега. Тщетно! Когда я просыпался, котята вновь были рядом со мной. Тогда я стал закрывать двери в спальню. Дверь открывалась внутрь комнаты, Альфа это быстро поняла. Отчаянными ударами о дверь она приоткрывала её не щадя себя. Всё повторялось вновь и вновь. Пришлось закрыть дверь на замок. Альфа отчаянно плакала, а я терпел три ночи, надеясь, что она отвыкнет.

Видно плохо я её знал. Решив, что я её разлюбил, она потеряла интерес к жизни, перестала есть и пить. Заставить её есть я не мог, лишь с трудом понемногу вливал в неё воду. Котята погибли. Альфа на глазах таяла, но есть отказывалась.

Я бы никому и никогда не поверил, что так может быть. Семь дней я вымаливал у неё прощение. Только на восьмой день она простила меня и вновь запела на ушко.

БАЛАГУРИТ ПУТА-НИЦА
Жил тихо-тихо Стихоплет.
Он плел волшебные Стихии,
Переживал: «Они плохие.
В них всё почти наоборот».
Однажды казус с ним случился
И… в Пута-Ницу он влюбился.
Вдруг всё, что было грустно, плохо,
Вовсе не стало ахать, охать.
Вдруг стало всё совсем другим:
Вот… из сугроба пошёл дым.
Пошел… задумчиво… на небо,
Ворча: «Давно на небе не был».
Стихии стали очень дружны,
Ведь тихие стихи так нужны…
Когда-то, где-то, хоть кому-то,
Пусть только в горькую минуту.
И те, кто стар, и кто моложе,
Повеселели вдруг, да, тоже…
Но, может, все-таки, не вдруг – 
Они нашли друзей, подруг.
Среди котов, собак, лесов.
Я не шучу, правда, готов…
Вот – провалиться мне на месте -
Сейчас не вру, да, слово чести.
– Ты, Пута-Ница, баловница!
  Тебе, быть может, это снится
  Иль ты опять всё сочинила?
– Нет, что вы, нет, большая сила,
  Когда и тихо, и светло…
  В Игре Волшебное Крыло.
– Быть может, это всё и так,
  Но мне так грустно, в душе Мрак.
  Дитя я старое, седое…
  И всё такое, всё такое…
  Словно прокисшее жаркое.
  На что ни гляну, то всё серо,
  Все не хотят со мною дело
  Иметь. Со мной играть
  Уже никто не хочет! Даже кровать,
  Скрипя, рокочет.
  Она… брыкается, хохочет,
  И врет, и врет: «Ты – лежебока!»
  А мне так грустно, одиноко…
Ответ Пута-Ницы:
– Заботься больше о других
  И снова будешь весел, тих,
  Воскреснешь ты седым ребёнком
  И смех твой снова будет звонким!

В КОНЦЕ КОНЦОВ
– В конце концов,
  Ты дашь ответ:
  Теперь согласен или нет?
– В конце концов…
  На всё... готов,
  Ведь нет нигде конца концов.

СУД ВЕЧНЫЙ – БОГОЧЕЛОВЕЧНЫЙ
Люди судятся с Богами:
– Виноваты во всём… сами!
  Разве мы себя создали?!
  Чудеса! Хоть раз слыхали,
  Чтобы пекарь ругал булку,
  Проклиная страшно, гулко…
  Подгоревшую, конечно.
– Осуждаю всех навечно!
  Все вы – добрые и злые -
  Теперь грешники лихие!
  Всех делю вас на две части,
  Пока в вас бушуют страсти.
Боги слушали, вздыхая:
– Детки, детки, чушь какая!
  Мы вас выплакали, верно.
  Сожалеем – много скверны.
  Плачем. Месим. Пишем сцены.
  А у вас всё гены, гены…
  Чёрт те что… и генотипы…
  То вы бешено сердиты,
  То такие… ну хоть плачь,
  Нужен здесь не Бог, а врач.
  Надо б исцелить Культуру.
  Эх, взялись, видно… мы сдуру,
  Но куда ж теперь нам деться?!
  Детки, детки, вы… у сердца!
  С нами жаждете судиться?!
Боги призывают Высший Суд:
  Высший Суд, просим садиться.
  Судьи все, омойте лица.
  Суть нам в помощь! Помолиться
  Надо всем перед Судом.
  Всё, теперь пора. Начнём!
Затеяли с Богами Суд –
Всё Пута-Ницины проделки!
Дух возмущён и… чушь несут
Души… когда и злы, и мелки…
Всегда без лада Счастья нет
И… очень грязен Белый Свет.

НЕДОРОЗУМЕНИЕ
Графиня подошла к… графину,
Взволнованно вздымалась грудь:
– О, никогда вас не покину!
– Кидай уже куда-нибудь.
– Вы холодны так ныне!
– Я нынче весь хрустально-синий
  И, приглядитесь, голубой!
– Голубчик мой, да что с тобой?!

ПУТА-НИЦИНЫ БАЛАГУРЫ
Любят куры мани-кюры,
Мани-кюры любят куры.
Если куры любят «мани»,
Золото звенит в кармане…
Все их манят в рестораны.
– Неужели? Даже странно.
– Что же странного есть тут:
  Их к обеду… подают.

ГРЕХ УНЫНЬЯ
Что ты хвостик опустила?
Не в уныньи мощь и сила.
Хвостик кренделем завей
И улыбку… до бровей!

***
Чары капаю я в чарку.
Выпей их, моя овчарка!
Вот теперь ты, Чародей,
Хвост калачиком завей.
Вот завет поймал он чутко!
Здорово и даже жутко!
Ты диктуешь. Я пишу.
Но – но – но… только лапшу
Ты не вешай мне на уши.
Сказку я хочу послушать.
Вот пыляне эту сказку
В сердце радостно… как ласку.
Пылка детская планета – 
В сказки празднично одета!

***
Ничто Ничтожеству сказало:
– Ведь я тебя не обижало.
  Спрячь жало жалости своей! -
В ответ: – Катись ты… в мир теней.

***
Смех – такой мех,
Который так щекочет,
Что смешок прыгает в мешок,
Вызывая шок.

ВЕРТИ-ХВОСТКА – ПУТА-НИЦА
Хорошо быть Верти-Хвосткой!
Тогда можно очень просто
Превратиться в… верти-лёт,
А может быть… наоборот?!
А может – это Верти-лётка
Под водою, как селедка…
Глубоко… подводно плыть.
Вот и мне б так… во всю прыть
Верти-хвостить в океане.
Я попробую. Как странно…
Раньше я не догадалась – 
Верти-лодкой… Страшно малость…
Видно я чуть обалдела.
Ничего… Поправлю дело.

РАЗМЕЧТАЛАСЬ
Говорят: я тараторю,
Попаду в Тартар, мол, скоро.
Мне с Тартаром зачем ссора?!
Знаю, как расхохотать,
Будет и Тартар сиять,
Насмеявшись от души,
Закричит: «Браво, круши!
Ох, крута ты, Пута–Ница,
На тебе хочу жениться!
И тогда тартарорашек
Будет много… как барашек».

ПУТЕВОДНАЯ ПУТА-НИЦА
Я всем путям – Путе-Водица,
И звёздам всем – Путе-Вода.
Соображайте, хмурьте лица,
Но знайте – это навсегда!

С самого раннего детства меня манили странствия. В первое из них отправился тайком, выскользнув из постели, где валетом я спал со старшим братом. У крылечка меня уже ждала, нетерпеливо постукивая левым передним копытцем по ступеньке, верная подружка ОМ-МА.

– Еле разбудила тебя, Принц моего Сердца! Сейчас будет восход солнца, и все бриллианты росы помогут твоему первому странствию.

Босой и нагой, я по узкой луговой тропинке иду, почти не чувствуя своего веса, вслед за ОМ-МОЙ. Трава выше моего роста. ОМ-МА, вновь колдуя, притягивает травы, мимо которых я прохожу. И вот весь, от буйных волос, белыми локонами спадающих до плеч, весь я украшен капельками росы. Они радостно холодят, пробуждая предчувствие счастья полёта, и необычайно сверкают в первых лучах солнца.

ОМ-МА, оглядываясь через каждые два шага, радостно подрагивает рожками, приговаривая:

– Вот теперь ты действительно лучший Принц, ведь ты весь лучишься!

В ответ, притворно ворча, упрекаю:

– Тебе забава, а я уже весь в гусиной коже и лапы покраснели как у гуся. Вот-вот начну шипеть. Могу и ущипнуть тебя за хвост...

Прошло уже свыше шестидесяти лет, но и сейчас я слышу сквозь серебристый смех ответ ОМ-МЫ:

– Принц моего Сердца никогда так не поступит!

Вот крутой поворот тропинки. Мы выходим к заветной глубокой луже. В ней, чуть не задевая за противоположный край, плавает полная луна.

– Здравствуй, Свекровь! – говорит ОМ-МА. – Познакомься с Принцем Сердца моего. Я пообещала ему, что сейчас начнётся первое странствие на Разломы Миров. Помоги мне!

– Обещай мне не сочинять анекдотов про Свекровь и Тёщу. Они, каркая, раскаркали столько судеб.

Свекровь, свекровь, свекровь... а в каждом сердце Бога кровь!

Я пообещал, что требовалось.

– Ты хочешь в странствие, сынок?! Вот луч. Ныряй наискосок!

Вот так Луна-Свекровь открыла мне секрет для странных странствий. Нет, нет, нет, меня, читатель, не проси... сам лучше странствуй по Руси.

Теперь, на самом закате моей жизни, Разломы Миров – лучшее из самого лучшего, Сердце моей Родины.

Здесь я переживаю и осознаю всё главное – Основы!

Мой рассудок и язык никогда не смогут понять и объяснить, как может быть такое: Я – Триединство. Муза, Миф и Змий – одно целое. Они – это я.

Отсюда, пред страшной бедой, ко мне пришла и стала верным другом бездомная собака Альфа.

В конце жизни, помогая завершить главный труд, ОМ-МА и Альфа открыли мне секрет вызова мудрых Теней.

И вот у ночного костра, среди заливного луга, под звёздным небом, я беседую с самыми опытными, чья мудрость и плоды испытаны Роком и веками.

А вам – плоды этих бесед. Глумитесь и судите сами. Но если хоть кому-то всё же итоги странствия – мой Боже! – помогут на его пути, то всё не зря... Могу уйти.

ОМ-МА и Альфа устраивали наши беседы так, что самое главное, лучшее было здесь, а лишнего ничего не было.

Словно юное, лунное существо всеми своими лучиками глядит на меня из изящной хрустальной вазы Белая Хризантема. Каждый лучик её покрыт мельчайшими капельками живой воды.

Альберт Швейцер и Святослав Рихтер играют Баха. В такт этой божественной музыке молочные волны тумана то наплывают, создавая уютную келью, то, приоткрывая завесу, приближают Разломы Миров к нашему огоньку.

Мне хотелось, искупавшись в Омуте, явиться на беседу босым и нагим земным старцем. Но ОМ-МА и Альфа убедили, что надо быть в Триедином Образе...

Муза уютно устроилась среди трёх моих голов. Миф попросил обвить его хвостом и, качаясь как на качелях, плескался в Омуте.

На первую встречу я пригласил Николая Константиновича Рериха из той поры жизни, когда уже были написаны все его картины и книги. Длинная белая борода. Горный загар. Мощь мудрого многоопытного взгляда. За спиной – белоснежные Гималаи и Матрейя.

Тихий голос Хризантемы:

– Друзья мои! Вы попытаетесь не отгадать, а прояснить таинственную загадку Зла, не правда ли?!

– С твоей помощью.

– Тогда мы сначала переживём Мистерию Очищения.

Каждый лучик Хризантемы заканчивался подобием человеческого рта. Сначала слабо, а затем всё мощнее каждый луч излучает белое пламя. Так Хризантема создала Храм Огня.

– Входите!

После испытания огнём нас испытали Тишиной. Так повторилось семьсот семьдесят семь раз.

Потом раздалось: «О-О-О-М-М-М-АУМ, О-О-О-М-М-М-АУМ, О-О-О-М-М-М-АУМ».

Мы – вновь у костра, под тем же звёздным небом.

– Махатма Рерих, вот уже тысячи лет почти во всех верованиях и практиках звучит призыв борьбы со Злом. Однако того, что называют Злом, меньше не становится. Что это за Таинство?

– В моих «Стихах для Марии» утверждается то, что мудрые знали с древнейших времён. Да, Зла нет. Зло сотворить Сущий не мог! Но есть Нечто, не менее опасное, чем то, что называют Злом. Оно таится в каждом выборе каждого из нас.

После этого была призвана тень Альберта Швейцера. Белоснежная рубашка, добротный чёрный костюм (единственный!), прекрасные и сильные кисти рук одного из лучших исполнителей Баха. Ему почти девяносто лет, из них почти пятьдесят лет он трудился в Африке, в климатических условиях, где европейцы с трудом выдерживали пять лет. Как и Сократ, он – лучший образец своего учения.

А вот и тень Сократа – Христа философов! Это к нему обращались великие христианские мыслители с призывом: «Святой Сократ, молись за нас!»*.

Хризантема:

– Мудрецы утверждают, что Зло – миф, опасный сорняк, укоренившийся в большинстве людских сердец. А Страдания?! Ведь они действительно есть и как всегда переполняют чашу скорбей. Какая душа живая не страдает?! Будда, провозгласив себя выше всех богов, призвал избавиться от страданий, обретя, тем самым, счастье – Нирвану. За ним пошли миллионы. Буддизму почти две с половиной тысячи лет. Это самая многочисленная религия мира. Но страданий не стало меньше.

Сократ:

– Друзья мои, не согласитесь ли вы, что всякое великое страстное чувство, в том числе любовь, счастье, жажда, при неосторожном, чрезмерном употреблении может вызывать страдание?

– Да, Сократ, это верно.

– Согласны ли Вы, что, чем чрезмернее страсть, тем сильнее страдание?

– С этим трудно не согласиться.

Швейцер:

– Языковеды достоверно доказали, что «страсть», «страдание» и «страх» – термины, рождённые в одном этимологическом гнезде. Они кровно родственны.

Сократ:

– Если страдание и страсть нераздельны, нераздельно-неслиянны, то нельзя уничтожить одно без другого. Согласны?!

– Да.

– А если это так, то не согласитесь ли Вы, что страсть, как дыхание – сущностное свойство Жизни?

– Да, Сократ. Основные чувства, даже столь простые как жажда, достигая предела, превращаются в страсть. Ведь не случайно, страдая от жажды, люди восклицают: «Смертельно жажду!»

Сократ:

– А коли так, не согласитесь ли Вы, что избавление от страстей – избавление от жизни?!

Швейцер:

– Спасибо, Сократ! Парадоксально, но миф Зла и миф избавления от страданий, страстей приобрели огромную власть.

– А в чём же Вы видите эту парадоксальность?

– Разве не выходит за пределы Разума вот какое свойство, напоминающее хронический психоз большей части человечества: веками и тысячелетиями почти везде многими, в т.ч. умнейшими людьми, своя вина перекладывается на кого угодно, на что угодно. Увы, это стало привычным, удобным, выгодным, помогающим захватить и удержать власть. Большинству страшно признать отсутствие Зла.

Рерих:

– Не слишком ли суров Ваш диагноз? Правильность диагноза – важнейшая часть процесса исцеления.

Сократ:

– Если, как мы здесь выяснили, Зло – весьма удобный и опаснейший миф, то беды и катастрофы, извечно свойственные всему живому, что это?!

Швейцер:

– За тысячи лет человеческий разум не смог найти объяснение этому достоверному факту. Теперь же, после Мистерии Очищения, вместе с этим божественным цветком, воплощающим мудрость, попытаемся прозреть, что скрыто за маской Зла.

В этот момент, устав, наверно, от философствования, Миф стал плескаться на моём хвосте особенно буйно, но ритмично. В такт своим плесканиям по всему лугу разнёсся его экспромт:

"Не щит, но меч", чтоб Зло отсечь
Совсем до Основания!
А Основание опять,
Упорное, желает знать:
За маской Зла какое Знанье?!

Светлые улыбки великих Теней, затем долгое молчание напряжённо думающих Мыслителей, таинственная пляска Огня.

Голос Хризантемы:

– Всё сотворённое неотвратимо разрушается. Всё истинно-прекрасное воплощает минимизацию лишнего. Всему сотворённому свойственно бесконечное разнообразие. Для действий, где проявления духовности минимальны, например в жизни атомов, бактерий, в движении небесных тел, проявление разлада величайших свойств в жизни почти незаметны. Здесь царствуют Законы, называемые божественными, природными, научными.

По мере увеличения духовности развёртывается разнообразие личного. Отсюда – неотвратимость разлада. Он – свойство живучести.

Из-за облака появилась полная луна. К ногам Музы протянулась лунная дорожка, она, словно ждавшая этого, легко, как лунный свет, нагая и босая, потанцевала лишь миг на трёх моих головах, затем – на языках костра. А вот дальше произошло то, чего даже в сказке не должно быть. Она вовлекла в свой танец всех нас, и вот уже в непередаваемо-радостной гипнотической медитации по лучу наискосок, по лунным светотеням танцует Муза, добродушно-невозмутимый Сократ, царственно-величавый Рерих, маэстро Швейцер.

И мне, старому Змию, не удалось устоять против чар Музы.

Завершал наше странное странствие Миф. Он, пританцовывая и прыгая с луча на луч, создал очередной экспромт:

Зла нет! Колокола злословья
В бессильной ярости молчат.
Зла нет! Иссякли реки крови,
И стал тщедушным сердца Ад.

^* Так в частности говорил и писал Эразм Роттердамский [499, 500].

ПЕСНЯ ЖИЗНИ
За Сказочником, верною Собакой
Шел Листопад, и шёл, и шёл, однако.
Сказочник взмахнул рукой устало
И танца золотого вдруг не стало.
Собака рядышком уверенно хвостом
Снежинки приглашает на посадку.
Они, танцуя, шепчутся о том,
Что Хвост зовет их поплясать вприсядку.
Вот зеркало. Оно черным-черно,
И в нём, как зачарованы, березы.
Закатный луч… и вспыхнуло оно!
Вновь облаками наплывают грёзы.
Танцуя по лучу наискосок,
Душа моя так странствует по свету.
Листком серебряным уже седой висок…
Я счастлив, что играю сказку эту!
Волны Лесного Друга тишиной
Баюкают. Здесь так уютно, странно!
Я чувствую, что здесь мой дом родной,
И счастье вовсе, вовсе не обманно!

МЫ СТАРЫЕ… А ВСЁ ЖЕ – ДЕТВОРА

Всем детям для счастливой старости.

Ом – та-ра, ом – та-ра, ом – та-ра – та-ра-ра !
Мы старые, да, старые, а всё же – детвора!
Как в детстве любим сказки,
Они нужны, как  ласки.
Средь старых лишь те – дети,
С кем всех светлей на Свете,
С кем даже горе – не беда!
Ом – та-ра, та-ра, та-ра-ра.

ЗА СЧАСТЬЕ С БОГОМ ПОБОРИСЬ
За счастье с Богом поборись:
Порою он, тебя пытая,
В игре опасен, словно рысь.
Жизнь – тайна и, нередко, злая.
За счастье с Богом поборись!

***
Любимые мелодии звучат.
Я с ними как в Раю среди внучат!
Радость, и слёзы, и печаль и свет.
Ведь мне без них уже и жизни нет.

***
Рождают грёзы порою грозы,
Рушат твердыни и в прах, и в пыль.
Мы — Бога слёзы, жгучие слёзы…
Вулкан ответно рыдает: «Быль!»

***
Совсем чуть-чуть, совсем чуть-чуть,
Как капельки на дне бокала,
Но звёздной старости в них Суть,
Мне этого, нет-нет, не мало.
Спасибо, Сущий, капли эти
Бесценней мне всего на свете.

***
И старость может звёздной стать,
Если трудился над собою,
Сил не жалея, и душою
Светлее светлого опять.
Как в детстве… к Богу ближе вновь.
Не пепеля горит Любовь!

ДЕРЕВЬЯ ДУХА
Духа деревья я укоренил…
Ращу их не жалея сил.
Они – мои рассветы и закаты.
Плоды их – то, что в деле моём свято!

И В СТАРОСТИ РАДОСТЬ
И в старости Радость, безмолвно тая:
Душа полыхнёт на багряном рассвете – 
Ко мне возвращается Муза моя,
Со-творчества миги прекрасны, как дети.
Прожить суждено им, быть может, века,
Но я, расставаясь, шепчу им: «Пока!»

ПЫТКИ СТАРОСТИ
Всё меньше права на ошибки – 
Крепчают пытки шибко-шибко.
Всей жизни Дело воплотить!
Мощь Духа, ты – незримый щит.

***
Вот улыбка радости застыла
На лице, готовом умирать.
Всё, что было мило и не мило, 
Улеглось. Идёт иная Рать.

***
Я, словно дерево, к зиме
Всё лишнее с себя срываю.
Вершится Таинство… и мне
Вселенная уж не чужая.  

Всё, что спало, пробудясь,
Поёт и радостно лучится.
Вот Сущее даже чрез грязь
Является, да, а не снится. 

***
В маленьких детях Бога так много,
В детях-птенцах, и в зверятах, и в нас.
В старости мудрой Он снова, не строго,
Нас окрыляет в астральный свой час.

***
Ты пробудись, лебединая песня,
Дух укрепляя делами своими.
Нам не дано повториться, воскреснув!
Лучшим лучись на прощание, имя!

ПОДАРОК СУДЬБЫ
Да, каждый день Судьбой подаренный,
К Со-Творчеству Святому – Путь…
Уже закатными пожарами
Прощаясь жизни светло: «Будь!»

ЗВЕЗДНО-ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ
Дети старые порой бывают злые.
Отчего же, отчего они такие?
Каждую обиду бережливо
Копят. Очень грустно это диво:
Все обиды собирают в сердце…
Злобы океану не согреться!
Постепенно хрупкое и злое
Сердце беспощадное… такое!
И от той беды в глазах сугробы…
Берегитесь! Не копите злобы!

СТАРЫЕ ДЕТИ
А мне очень нравятся… старые дети!
Не верите? Вы приглядитесь, проверьте.
Да, старый порой некрасивый на вид,
Зато в его Сказах веселье звенит,
Зато, вот ей Богу, в двенадцать часов,
Да, в полночь, к пылянам лететь он готов.
Без крыльев летает такой старичок,
Но это ведь тайна. Дай слово! – Молчок!

***
Молитва созерцания цветов…
Я пробужден в их первозданном Храме.
Теперь, без крыльев, я взлететь готов.
Воистину, вы попытайтесь сами!

НЕЗАБВЕННО ВЕРНЫЙ ДРУГ
Я долго странствовал, искал
Друга в долинах среди скал.
Нет Друга верного повсюду!
Затоско-вал… не веря в чудо,
Но после долгих пыток, всё же,
Ты стал мне Другом, Сущий-Боже.
С тобой я буду Темнотою,
В неё укутаю, укрою.
Несокрушимо защитит
И всюду будет верный щит.
– Но как дружить нам в светлый день?!
– С тобой я буду Светотенью,
  И Тьмой, и Совестью. Так повсюду,
  До гроба. И за гробом буду.

***
Душа моя и плачет, и поёт –
Прощанье с Родиной навеки.
Слёзы кровавые на веки.
Лес. Музыка ручья… и взлёт.
Душа моя и плачет, и поёт.

ЗАВЕТ
Ты Пламя Творчества храни
Душу мою пусть Бог Агни
Примет по-дружески, танцуя…
В свой Храм Любви её, не всуе.
И пусть огонь тот опалим,
И пусть сгорю… не в пепел – дым…
Ты помоги мне воплотиться,
Да, в Текста вещие страницы.
Пусть лучшим этот Текст лучится!

РОДНИК ДЕТСТВА
Чем дети старше, тем ранимей!
Сколько Скорбей играет ими.
И Беды, глазки завязав,
Кусают сзади: гав-гав-гав!
А эта, вечная плутовка,
Верёвочка или Воровка,
С петлей для шеи, притворясь
Змеёю мудрой, в душу… шасть!
Вот Одиночества Змея,
Никак нельзя, никак нельзя,
Ей, как удаву, на забаву
Себя… в уныние, в отраву…
И для того вам Бог послал
Девчонки этой… путный нрав.
И для веселья, для забавы,
Играя с ней, Вы снова, право,
Вновь в Детства странствуйте страну,
В единственную, лишь одну,
Где Родины живой Родник.
Я счастлив, что к нему приник!

***
Не зря терпел, страдал я долго.
Теперь со мною чувство долга:
Друг верный тенью, всюду, рядом…
Со светлым незабвенным взглядом.

О, КАК ДУШИСТ ЗВЁЗДНОЙ СТАРОСТИ МЁД!
«Старость – не радость, старость – лишь муки», -
Долбят веками унылые звуки.
Муки мукою меня серебрят,
Сердце светлеет, добреет и взгляд.

В деле любимом насилия нет,
Неопалимо горит его свет.
Тело слабеет, дух укрепляя.
Звёздная старость – радость такая!

Старости звёздной вечное право…
Небо ему несказанной оправой.
С ним, чрез него звёздосветен полёт.
О, как душист звёздной старости мед!

***
Крылья расправив над океаном безбрежным
Жизни, лечу.
В Сущего Храме свечу я прилежно…
Вот-вот погасят свечу.

Тем незабвенней земные красоты,
Эти рассвет и закат.
Будто во сне… и паденья, и взлёты.
Я завершению рад!

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ЭТЮД
Снежные змеи по золоту сосен…
Вон, на ветвях притаились повсюду!
Старые дети, мы к празднику просим:
– Сущий, порадуй нас Чудом!
  Чудом, в котором все беды туманом…
  Тают. А Жизнь вдруг духовна и странна.

***
В Храм льна иду я помолиться
Для очищения души.
Здесь мне так близки родных лица
И незабвенно хороши.

***
Колокольчики льна… зазвенели!
Слышит Бог их и то еле-еле.
Эта музыка звёздам по нраву.
Ах, как звёздно в душе моей, право.

***
Рады, рады, рады…
В гости, в гости к нам…
Все земные клады
В Сердце… и к ногам.

***
Без предела и без края -
Воля вольная полей.
Здесь земли моей родная
Суть – Душа – Исток кровей.

ТРАГИКОМЕДИЯ ОПТИМИЗМА
       ПЬЕСА
  В ТРЁХ ДЕЙСТВИЯХ
С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ

Упрощай и властвуй!

Совесть, Культура и Зов Пути –
Вот Триединство. В ином не найти
Разнообразия счастья!
А двуполярности – «Здрасте!»

Действующие лица и образы

И н ь - Я н. Восточный тип лица, длинная (по грудь) седая борода, густые чёрные брови, взгляд, пронизывающий до глубины души. Благородно-аскетическая внешность. Стиль и манеры совершенномудрого. Лаконичен яркий, образный и ясный язык. Убийственная логика простой правды.

В е ч н ы й о б р а з И с т и н ы с о к р ы т о й. Здесь это временами серебристое зеркало (экран), на котором очень резко выделяется, порой пульсируя разным цветом (чёрным, красным, голубым), трещина. Это та трещина, которая… личная тропа к Истине из непроницаемой чистоты неведения, неопытности. Порой, это живая вода источника мудрости, живая вода Счастья.

Т р и к с т е р. Вечный насмешник, испытывающий всё и всех шуткой, юмором, сатирой. Он может менять по ходу пьесы облик, стиль, пол. От пролога до эпилога он - как музыкальное сопровождение, как острая приправа к блюдам вечных проблем.

З е м н о е Т р и е д и н с т в о воплощено в образах Музы – Мифа – Протозмия.

М у з а. Двенадцати-, пятнадцатилетнее существо. Божий дар проявляется в ее рисунках, порой, оживающих.

М и ф. Юноша, в котором прекрасное, гармоничное тело сочетается с мощным интеллектом, кибернетической логикой и склонностью к юмору.

З м и й воплощается в образе С т р а н н и к а, весьма похожего внешне и внутренне на Альберта Швейцера¹.

Музыкальные портреты главных персонажей

М О М - О М. «По улице ходила большая крокодила…»

Когда он превращается от радости в цветущую яблоню, то - «Расцветали яблони и груши…».

Для остальных героев музыкальные портреты рекомендуется подбирать с учётом специфики конкретной постановки.

Для музыкальных портретов С т р а н н и к а и С т р а н н и ц ы, особенно в 3-й части пролога, рекомендуется «Реквием» Моцарта.

ПРОЛОГ Часть первая

Пространство театральной сцены организовано так, чтобы поочерёдно высветлять одну из трёх его частей.

В прозрачно-лунном свете в первой части сцены, под соответствующее музыкальное сопровождение, различаем руки, только мощные руки, которые месят Нечто. Месят как тесто. При этом из теста на экран, порой, брызжут струи крови, и во всё время действия (этой части пролога) капают слёзы. Звук капель то затихает, то усиливается. Временная часть этой одной трети пролога определена тем, что голос Э. Виторгана² или иной, но не хуже, читает:

     
Змея усмешки плавно вьётся
По волнам горестным веков.
То Сущий над собой смеётся:
Да, что поделать - мир таков!
Его месил Я многократно, 
Но горек Плод и трижды внятно
Я Веду Скорби произнёс!
Но всё же жалко Мир до слёз,
И слёзы капают кроваво,
И не дают они мне права
Решать по своему, пока
Крепка у Сущего рука.

Часть вторая: Змий – Муза - Миф

На экране: яркий образ крылатого, древнего З м и я трёхголового.

М и ф, обвившись хвостом, плещется в омуте (прудике) у деревенской школы.

М у з а обняла любимую голову З м и я, давшую обет молчания. Свое беззащитное добродушие З м и й вынужден скрывать за грозной внешностью.

На сцене мерцает костерок у пруда. Видна двухэтажная деревенская, красного кирпича, школа.

У костра - человеческое воплощение З м и я – С т р а н н и к. Облик его напоминает Альберта Швейцера.

М у з а.

Мои рисунки, оживая,
Летят от края и до края,
Нетленное танцует в них.
И мир таинствен, словно стих.

М и ф.

Миром правит интерес,
Сатана, Хаосмос, бес.
Или мифы, испытуя
Каждого: живёшь не всуе?!

Часть третья

Уголок пруда. Простая скамья. Мосток для полоскания белья. Тропинка - по небольшому возвышению к двухэтажной деревенской школе старинного красного кирпича.

На скамье – С т р а н н и к и та, с кем он дружил в третьем классе. Им почти по 60 лет.

Оба очень просто одеты. В обоих – невыразимая духовная красота. Маленький костерок. Сумерки. Золотая осень.

Зрители осознают, что они слышат заключительную часть неспешной беседы после многолетней разлуки.

С т р а н н и ц а. Помнишь, тогда, в третьем классе, ты рассказывал, что летаешь во сне.

С т р а н н и к. Да, это были необычайно яркие переживания. Я так ясно, достоверно видел всё, что невозможно было поверить в нереальность этих переживаний. Но ведь и ты тогда видела цветные сны и летала.

С т р а н н и ц а. Да, но потом жизнь очень надолго погасила это. (Помолчала). К пятидесяти решила, что уже навсегда счастье обошло меня стороной. (Опять помолчала). Уже не надеялась… почти, но молилась. И вот тогда заискрилась, загорелась, но не испепелилась. Незадолго до того, как Рок разлучил нас в этой земной жизни, острое чувство приближения беды нередко гуляло вместе с нами. Особенно ярко это проявилось в нашу последнюю вечернюю прогулку к заливному лугу на концерт заката.

Мы шли молча, крепко держась за руки. Небо начинало пылать, словно призывая нас. Вот тогда прозвучало:

     
Закатом тучи в грозный час,
Как крылья бабочки, расцвечены.
Прощай, Любовь моя, пусть нас
Смерть разлучает! Но навечно ли?!

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая

Большой красивый овальный стол. На нём величественно стоят в соответствующих вазах три цветка. В центре – белая Х р и з а н т е м а, полые лучики которой унизаны, словно бриллиантами, капельками росы. Справа от неё зрители видят тёмно-красную Р о з у, а слева – Л о т о с.

Позади стола экран, на котором - Т е н и Х р и з а н т е м ы – Р о з ы – Л о т о с а, воплощающие триединое таинство Сути.

Подчёркнуто деловито и буднично, словно на очередном научно-техническом совете, ведётся обсуждение проекта «Земное Человечество».

Голос Р о з ы.

- Уважаемые эксперты! Двадцать восьмая попытка выращивания человека богоподобного, владеющего собой и ладящего с одушевлёнными существами, с природой, признаётся, в основном, завершённой. С этим все согласны?

- Да.

- Согласны ли Вы, что полученные результаты, по крайней мере, не лучше, чем в 27 предыдущих попытках?

Л о т о с. Предлагаю выслушать выводы Чёрного Тюльпана.

На стол ставят небольшую изящную вазу с Чёрным Тюльпаном. На экране появляется тень – образ фанатика-обвинителя. Его выступление чем-то неуловимо напоминает обвинения США и Англии по проблеме Ирака перед началом войны 2003 года.

Т ю л ь п а н. Беспристрастные факты – лучшая основа выводов.

• Было бы несправедливым не признать, что называющие себя «людьми» частично освоили некоторые способы взаимодействия с Основой Всеведения. Результаты – плоды Искусства, Науки, Техники. И это почти всё, что можно «положить» на чашу весов Высшего Триединства в защиту Проекта. Остальные факты утверждают иное.
• За всю историю людского рода не было ни одного счастливого сообщества, т.е. такого, где власть владычествовала бы… тем самым была бы в Ладу со всеми.

• Ужасны плоды нетерпимости, агрессии, войн. Меньше их не становится.

• Одна из главных мер оправданности Проекта – уменьшение насилия. Вполне достоверно, что насилие над людьми, над всем одушевлённым и природой не уменьшается. Предлагаю Проект закрыть окончательно.

Х р и з а н т е м а. Прежде чем закрыть Проект, выясним: есть ли согласие с доводами уважаемого Тюльпана, а также иные факты, определяющие судьбу Проекта.

Л о т о с. Приведённые Тюльпаном факты, увы, достоверны. Всё, что он говорит, всегда достойно веры. Не за это ли его так ненавидят многие, называя Сатаной?

Х р и з а н т е м а. Ненавидят и опасаются, в основном, за предложения и действия.

Л о т о с. Для принятия окончательного решения существенно также следующее.

Всё людское Знание не избавляет каждого от необходимости личной ответственности за решения. Однако всегда и теперь этому, как главному искусству, людей не учили, не правда ли?!

Глубокое, очень выразительное молчание Т е н и Л о т о с а.

Х р и з а н т е м а. (словно читая его мысли). Доводы, оправдывающие закрытие Проекта, весьма убедительны. (Помолчала). Но всем уже свершившимся бедам добавится то, что страдали напрасно. (Опять помолчала). Нам нужно решать. Но ведь мы - не они, не смертные. Мы не можем пережить это так, как они. Нам нужно выслушать Протозмия. Эта триединая личность – земное существо.

Музыкальный призыв. На сцене появляются З м и й, М у з а и М и ф.

Л о т о с. Змий, согласны ли Вы с фактами, определяющими правильность закрытия Проекта?

З м и й. С фактами, в основном, согласен, но не с выводом! Решать Вам. Мы просим Вас только об одном.

М у з а и М и ф подходят с двух сторон к Змию, обнимают его за плечи. Чувствуется, что ни перед какими испытаниями жизни они не отступят.

М у з а и М и ф. Разрешите нам не бросать людей до конца Проекта, каким бы ни был этот конец.

Л о т о с. Протозмий, ты – мой единственный Друг, М у з а - счастье души моей, и ты, Миф, воплощающий земное Сотворчество, неужели и в двадцать восьмой раз Вы не согласитесь со мной?! Неужели мало того, что ради этих людей Вы отказались от… бессмертия?! Да, пока действует Проект, Вы возрождаетесь вновь и вновь, но, ведь, и умираете Вы каждый раз как впервые! Вас ли не предавали?! Какие виды пыток на Вас ещё не испробовали?!

М и ф (деликатно улыбнувшись, явно желая уменьшить пафос). Жизнь смертельно опасна… но чудо: в ней единственной счастье повсюду!

Ч е р н ы й Т ю л ь п а н. Традиция требует определить обязанности Мифа и Музы. Предлагаю: пусть Миф испытывает смертных, тестируя их на примитивность с помощью мифа двух Первоначал. Пока люди готовы в это верить и делить всё и всех на Добро и Зло, Проект Богоподобия безнадёжен. Для этого испытания Миф воплотится в Инь-Ян. Для Музы предлагаю популярную во все времена роль Трикстера – Насмешника.

Б е л а я Х р и з а н т е м а. За эту популярность ей вновь придётся пройти через пытки.

Ч е р н ы й Т ю л ь п а н. Традиция требует: М и ф, М у з а и З м и й возродятся как И н ь - Я н, Т р и к с т е р и С т р а н н и к, забыв обо всём, что было здесь.

Картина вторая Фрагмент первый

В центре сцены в величественной позе – Т р и к с т е р. Он может быть в чёрном плаще до пят. Первые две строки он читает подобно греческим трагикам.

Т р и к с т е р.

Бог испытует всё и себя, 
Вечно играя всеми.

Пауза.

Т р и к с т е р мгновенно меняет стиль, мимику и вид, например, перевернув наизнанку плащ, который придаёт ему вид карнавального шута. Следующие две строки он сопровождает мимикой и жестами, характерными для народного, грубоватого юмора.

     
Серая скука молит, скорбя:
«Не щекочи мне… темя».

И н ь – Я н. Я совершенно мудр не от того, что во всём различаю два Начала - Добро и Зло. Мудрость в ином: Я определяю, кто есть Зло. Я обладаю такими Правами и Властью.

Т р и к с т е р. И эта Власть, конечно, священна?! Да, ты совершенно мудр для стада! А тем, кому уже не нужно стада, и тебя не надо!

Фрагмент второй

Суровые горы. Сбегает ручеёк - водопадик. Величественный старец И н ь - Я н застыл в медитационном созерцании «луны в воде» маленького водоёма, в который стекает ручеёк.

(Внимание! Трудные для реализации на сцене действия предлагается показывать на экране. В целом, идея сочетания пьесы и киносценария представляется плодотворной - для содержания «Родных сказов» это весьма желательно).

Появляется С т р а н н и к. В этой картине он – подросток или юноша. При его появлении звучит:

     
Я странно странствую по свету:
Не вдоль лучей – наискосок.
И музыка тиха при этом,
И Мастер не устал ещё водить смычком.

С т р а н н и к приближается к И н ь - Я н и почтительно приветствует его (молча). В ответ – благожелательная улыбка и кивок головы И н ь - Я н. Между ними – водоём.

С т р а н н и к. Мне была обещана возможность спросить совершенномудрого об Основах Жизни. Они тебе ведомы?

И н ь – Я н. Что ты видишь в воде?

С т р а н н и к. Луну.

И н ь – Я н. Хорошо ли она видна тебе?

С т р а н н и к. Да, очень ясно.

И н ь – Я н. Вот так происходит почти всегда, почти со всеми. Им кажется, что они ясно видят то… чего нет!

С т р а н н и к. Так в чём же Суть Жизни? На чём всё основано?

И н ь – Я н. Основа двуедина, двуполярна, она проявляется во всём. Она есть – Добро – Зло, Свет – Тьма, Истина – Ложь, действие – противодействие, мужское – женское.

Пока И н ь – Я н говорит последнюю фразу, появляется Т р и к с т е р. С насмешливой улыбкой он выслушивает совершенномудрого.

Т р и к с т е р (как бы про себя). Святая простота – слепая простота. Она хуже воровства. (Обращаясь к И н ь - Я н, восклицает с явной иронией). Совершенномудрый пастырь, неужели ты надеешься, что этот двуполярный стимул даст тебе власть хотя бы над малым стадом? А если и соберёшь ты такое стадо, то неужели твои овцы окажутся столь глупы и наивны, чтобы уверовать в такую убогость?

И н ь – Я н (невозмутимо). Надеяться?! Это твоя, а не моя участь. Слишком просто?! Зато ясно. Глупые, а их всегда было немало, поверят, а властолюбцы возведут совершенномудрую двуполярность на величественный Престол Власти для вечной войны со Злом.

С т р а н н и к. (становясь на колени и протягивая в мольбе руки к И н ь – Я н). О совершенномудрый, война это вой, она – худшее из решений.

И н ь – Я н. Воину должно сражаться со Злом. Его поле – поле брани! Сражаться и вооружаться, вооружаться и сражаться – вот удел и долг лучшей части человечества!

С т р а н н и к. Но, ведь, брань-ругань и сражаться – входить в раж, ругаться. Это ли, совершенномудрый, путь к счастью?

И н ь – Я н. Задолго до меня, в древние времена, бог Кришна сказал своему Другу, царю Арджуни, не решавшемуся начать бой с войском, где было много родных и близких, соплеменников: «Сражайся, Арджуна, сражайся!» Этот его призыв ты найдёшь в свящённой «Бхагаватт-гите».

                    
Чем знаменита Бхагаватт-гита?
Именем Бога. Ясно и строго
Дан в ней для смертных людей
Сущего выбор, Путей,
Дан в тишине, перед боем.
Вещим в ней веет покоем.

С т р а н н и к (задумчиво, как бы про себя)

    
Кровь людская – не водица.
Вой войны… Хоть удавиться!

Молится. Собравшись с духом:

    
Нет, это не путь и не ответ. 
Моя тропа до смертного Предела –
Звонить в сердец колокола. За дело, смело!

С т р а н н и к бодро, решительно уходит, но, сделав три шага, словно в озарении постоял мгновение, резко оборачивается и поёт:

1.Тучи. Ливень. Мрак осенний:
День рождения злой гений
Празднует, пытая так
Всех, о ком решил: он – враг!

2.Но голубка просит: «Голубь!
Вот вода живая. Прорубь
Всю наполнила я ею.
Ты нырни, чтоб голубее
Стало небо нам - всей твари!»

3.Я вздохнул: «Увы, едва ли.
Где уж нам уж с ним тягаться,
С гением… А впрочем, братцы,
Чем в неволе-тьме хиреть,
Лучше в небе умереть!»

4.Смело в небо взвился голубь,
И оно теперь как прорубь:
Голубого голубей!
Ты – не хуже! Не робей!

С т р а н н и к уходит. Т р и к с т е р смотрит вслед уходящему С т р а н н и к у. На экране – путь С т р а н н и к а. Вот он подходит к великому смертному Пределу. Таким он появляется вновь на сцене: сгорбленный, духовно-надломленный.

С т р а н н и к (как бы про себя, роняет). Укатали сивку крутые горки! (Затем с болью, надрывно, произносит).

    
Из ваты ли сердец колокола?
Звоню, звоню – ни зова, ни ответа.
Нам сделалось, увы, привычным это:
Глухая тишь нам слух обволокла.
Окажутся ль потомки виноваты, 
Коль будут и у них сердца из ваты?

И н ь – Я н (величественно и самодовольно улыбнувшись). Комментарии излишни.

Т р и к с т е р. Рано празднует победы тот, кто всюду сеет беды. Ты, Инь-Ян, словно трещина, раскалываешь целое на две части.

И н ь – Я н. Целое неопытно, наивно, глупо, оно не знает Истины. Трещина, повреждая живое, открывает путь к Истине. Да, только личный опыт и интерес, жажда уменьшения опасности, неотвратимой опасности жизни – вот путь к Счастью. Шевелиться надо, вертеться!

Т р и к с т е р (задумчиво). Трещина - лишь один из горьких плодов опытности, необходимой для приближения к Истине.

Затем он молча делает красноречивый жест, и на экране виден крепкий юноша.

С т р а н н и к вертится в потоке жизни. При этом образуется лунка, сначала мало заметная. Чем быстрее вертится, тем она, оплавляясь как воск, становится глубже. Вот она уже по пояс, по шею… и вот, чем отчаяннее человек пытается выбраться из неё, тем скорее полностью исчезает. Видно, что таких лунок много. Над ними вспыхивают надписи: «Греховны», «Виноваты», «Психоз», «Шизофрения», «Фобии». В качестве соответствующего музыкального сопровождения к этой образной метафоре современной цивилизации слышен «скрежет зубовный» и звук, напоминающий отклик стекла, которое царапают когти Долга.

Т р и к с т е р. Тебе никогда не удастся втянуть в столь примитивно-мрачную «ловушку вражды добра – зла» людей. Они не так слепы. Ведь истина прекрасна, неисчерпаемо-разнообразна!

И н ь – Я н (презрительно усмехнувшись). Не ты ли ослеп в своём восторге и любви к этим, возомнившим себя богоподобными? Да, на первый взгляд ты прав: в каждом цветке, во всём малом – божественная красота, а в целом – мир забыт Богом. Богооставленность – удел смертных! (С горькой иронией продолжает). Ишь, возомнили, что Богу нечего делать больше и он контролирует каждое их действие.

С т р а н н и к. Так кто же всё вершит здесь, среди смертных?

И н ь – Я н. Только высший принцип двуполярности.

Т р и к с т е р. Не может бездушный принцип властвовать так свирепо над живыми душами. Как такое может быть?! Не верю!

И н ь – Я н. Пусть жизнь рассудит нас. Пройдут две с половиной тысячи земных лет и ты признаешь мою правоту. Вот тогда тебе приоткроется секрет патриархата.

Картина третья

Сцена затемнена. Затем высвечивается детская кроватка. М у з а - девочка лет восьми – спит. К ней приближается Т е н ь С т р а н н и ц ы: её бабушки, трагически погибшей, когда М у з е было пять лет. Они были очень дружны.М у з а во сне, словно чувствуя приближение родного существа, улыбаясь, протягивает руки. Вот они обняли бабушку за шею.

Проснувшись, М у з а, словно не было этих трёх лет, радостно целует и обнимает бабушку. Вдруг, вспомнив о том, что случилось, продолжая смеяться, плачет.

М у з а. Я так скучаю без тебя, так скучаю! Порой, бабуль, я чувствую и слышу: кольнёт в сердце и… звон разрыва. А однажды мне приснилось это так: крылья наши с тобой срослись тоненькими струнами, их много, много... И вот теперь эти струны рвутся. Тогда я нарисовала самое прекрасное место, где ты теперь будешь жить. (Она берёт в руки небольшую картину). Вот видишь: здесь наш любимый омут и заливной луг. Я даже аиста нашего туда переселила.

С т р а н н и ц а. Звёздочка моя, я приглашаю тебя на концерт Бога.

Гаснет свет. Сцена преобразилась. С т р а н н и ц а и М у з а на возвышении. Внизу видна панорама заливного луга. То, что трудно воссоздать на сцене, видно на экране.

М у з а. Бабуль, как здесь хорошо! Мне так радостно!

С т р а н н и ц а. Да, сердце моё, я так старалась и молилась, чтобы это получилось.

М у з а (смеясь). Ой, бабушка, ведь ты и правда лучишься!

С т р а н н и ц а. Шутница, ведь ты первая из людей, кому разрешено быть на этом необычайном божественном концерте Заката.

М у з а. Так это премьера?

С т р а н н и ц а. Это очень древний обычай. Когда древнейшие (хтонические) боги ассуры помирились с новыми богами сурами, то в честь этого великого мира учреждён обычай Закатного концерта.

М у з а. Так это обычай необычайного? Бабуль, а чай тоже будет необычайный? (Обе от души смеются. С т р а н н и ц а целует М у з у в глаза, а та, нежно обвивая её шею, приговаривает). Ещё, ещё, ещё разик, ещё. Я с самого раннего детства очень это люблю.

С т р а н н и ц а. Сейчас начнётся!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая

Вид на заливной луг. Ночь. Костерок. У костра – З м и й, М у з а, М и ф. На экране – З м и й в своём древнем образе П р о т о З м и я. При этом М и ф на хвосте З м и я плещется в омуте, а М у з а обнимает любимую голову З м и я.

Искусство этой части сцены – вовлечь зрителей в сопереживание ясновидения. Суть его в том, что лишь здесь и теперь в этой краткой сцене З м и й, М у з а, М и ф, лишённые в очередной раз памяти о прежних жизнях, о Проекте «Богоподобие Человечества», вновь вспоминают это.

М и ф (насмешливо улыбаясь). Философии беда: она влюбилась в мудрость тщетно. Её любовь во все года была, к несчастью, безответна. Ей, бедной, до скончанья лет Путь к честной мудрости заказан. Не оттого ли Белый Свет, не оттого ли Белый Свет так слеп, и немощен, и грязен?

М у з а (задумчиво). Волны надежд на счастье бьются о вечные твердыни пыток Бога. Он не обещал нам, что их будет меньше. (Помолчав). Да, во мне живёт эта картина: мы, как волны, бьёмся вечно, но ведь не глупо, не беспечно.

М и ф (в тон ей, с горькой иронией). Человечеству лишь показалось, что Бог уже создал его как своё богоподобие. Этот процесс вечен… (После долгой паузы). Неужели вечный проект «Богоподобие Человечества» – лишь горькая насмешка над челом вечности смертных?!

С т р а н н и к. Не подозревай – удостоверься!

М у з а. Вы знаете, порой глядя на смертных, я падаю духом. Мне так жалко их!

По телу М и ф а пробегает дрожь. Возникает чувство, что он борется с комком рыдания в горле. Пересилив его, преображает его в сарказм.

М и ф. Никто из людей не достоин жалости. Спрячь жало!

С т р а н н и к понимающе улыбается, а М у з а горько смеётся, стараясь скрыть слёзы.

Картина вторая: Власть

Наигрывая на балалайке (или гармошке) на сцену выходит М О М - О М, глумливо напевая.

М О М - О М.

Хорошо быть кисою, хорошо собакою:
Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю.

(поглядев на полную луну),

      
Хорошо быть Моисеем, Буддой иль Христом,
Каково мне, злобу сея,
Вечно с ней потеть потом!

Навстречу ему выходит Т р и к с т е р.

М О М - О М. И тебя, приятель, низвергли?

Т р и к с т е р. Я пока не чувствую, что здесь низ.

М О М - О М. Притворяешься как все. А я этого не терплю. Я и Богу всегда резал правду-матку, горькую правду.

     
Злословием извечно испытую,
И даже Бог не выдержал меня:
Низверг, похитив Знание, всуе.
Крест Власти зол, губительней огня.

Да, вот он и пнул меня сюда, а Знание моё присвоил всуе.

Т р и к с т е р. И в качестве каком здесь и теперь ты появился?

М О М - О М. Коль был бы смертный – удавился: злословья ядом долг мой исцелять на грязно-белом свете смертных рать.

Вдруг, резко меняя стиль и тон, М О М - О М, словно побитая собака, боязливо и просительно взглянув на Т р и к с т е р а, предлагает.

М О М - О М. Может, выпьем, приятель?

Т р и к с т е р (внимательно посмотрев, произносит сочувственно). Согласен, только гол я как сокол: ни денег нет, ни водки, ни закуски.

М О М - О М. А это не твоя печаль. Закусим рукавом, по-русски.

Картина третья

Лавочка у пруда рядом со школой. Бутылка водки, два гранёных стакана. Чёрная редька с белогвардейским разрезом и красно-коричневая свекла. Экологическая этика представлена зеленым огурцом. На газетке - крупная соль, два надкушенных солёных огурца, две запечённые в золе картофелины. Бутылка почти допита.

М О М - О М. (теперь сельская учительница, заметно опьяневшая). Вот ты сказал, что гол как сокол, а кто на Руси, по правде, соколы?

Т р и к с т е р. Кому ж, как не тебе, это знать? Вразуми!

М О М - О М. (назидательно). Первый Сокол – Ленин, второй Сокол – Сталин³, а третий… (стуча себя в худую грудь) Сокол – Я! Вся деревня наша это подтвердит. Ты не смотри, что я просто учительница: Я (многозначительно стучит по деревяшке) сажаю не только картошку.

Т р и к с т е р (как бы про себя).

      
Власть в темноте всегда всего страшнее
И бритвой, как смычком, ведёт игру на шее.

М О М - О М. Да, приятель, здесь внизу извечно тьма. (Помолчав). Но, ведь, из этой тьмы видней звезда!

Т р и к с т е р.

     
Из всероссийского колодца 
Не только звёзды вижу я.
Здесь в Произвол, как в скалы, бьётся
В Основы – Совесть Бытия.

(Резко сменив тон и манеру).

     
Две российские напасти нападают,
Скаля пасти:
«Внизу – Власть Тьмы,
Вверху – Тьма Власти».4

М О М - О М. Давай ещё по одной.

Т р и к с т е р. За что?

М О М - О М. За моё счастье.

Т р и к с т е р. А в чём оно?

М О М - О М.

    
Карать и ненавидеть Зло,
Определять его повсюду.
О, как мне в жизни повезло!
Я и в аду скучать не буду.

Помолчав, задумчиво посмотрев на чёрную снаружи и белую изнутри редьку, пожевав её до крокодиловых слёз:

      
Чёрный террор, белый террор,
Вы – лепестков моих соцветья -
Бесчисленны. Горящий взор:
Какая мать – такие дети!

М О М - О М впадает в глубокую задумчивость. Она словно загипнотизирована видом облака, удивительно напоминающего пасть крокодила. Эта оскаленная пасть тихо-тихо надвигается на неё, подплывая тенью по глади пруда.

Вздрогнув, пытаясь сбросить с себя страшное наваждение, М О М - О М вновь, как в начале этой встречи, робко и заискивающе просит Т Р И К С Т Е Р А:

- Я знаю, ты прошёл и Тот, и Этот Свет, так дай, приятель, добрый мне совет!

- На Белом свете жить стараться так, чтоб на Том… не чертыхаться!

Заключительная сцена

С т р а н н и к. Миф, это ты создал Соколика?

М и ф. Протозмий, мне тоже сперва показалось, что такое жить не может! Что я создал это и забыл. Но, ведь, такое забыть невозможно. Я всё проверил. Это – вечно живое!

М у з а. А почему, Миф, ты говоришь о ней в третьем роде?

М и ф. Это – Бездна, Хаос, дремлющие в каждом из смертных.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Картина первая

Сельская школа. Второй класс. Видна только одна парта. На ней весьма бедно одетые мальчик и девочка. Входит учительница – М О М - О М.

Дети сразу встают. Заметно, что они боятся М О М - О М. Вскочили. Вытянулись. Застыли.

М О М - О М подходит к ним очень близко. Она и дети пристально глядят друг на друга.

Заметно, что М О М - О М очень волнуется. Она сильно изменилась. Одета просто, но с удивительным вкусом. Излучает душевный свет.

М О М - О М (вдруг, поражая детей, заявляет). Хотите: в этот раз, вместо обычного урока у нас будет сказочный?

Дети на глазах неузнаваемо преображаются – куда девались оцепенение и страх. Глаза девочки загораются радостью. Дети хлопают в ладоши.

М а л ь ч и к (он посмелее). Как это, о чём это?

М О М - О М. Мы оживим то, что есть в каждом из Вас - сказочность детства!

Они уютно усаживаются втроем. Сказка оживает.

Картина вторая

М О М - О М появляется в облике Зеленой Тары: Прекрасной – Светлой – Сострадающей. Звучит соответствующая музыка. На полу сцены резко высвечена тень Сказочницы. В её руках жемчужная нить. Она передвигает одну из жемчужин как четку. Звук соударения жемчужин подобен тихому отклику мелодичного колокольчика. По сцене и/или по экрану проплывают ключевые видения пьесы – вечные образы прародителей.

Видение первое.

Мощные руки Творца месят Живое Тесто (это видение показано в прологе).

Видение второе.

Вещая чаша Всезнания, прообраз чаши Грааля живой и мертвой воды всех источников Мудрости, над ней, в позе «Мыслителя Родена», Творец. По его лицу стекают слезы и гулко капают в чашу. С каждым таким всплеском раздается крик новорожденного: испуганный, недовольный, радостный.

Видение третье.

Пещера Платона. Видна часть стены, к которой прикованы люди. Зрители ясно различают только троих – это Сказочница, мальчик (Странник) и девочка (Гелана).

По стене движутся только тени какой-то иной жизни. Прикованные воспринимают эти тени за саму Жизнь. Свет, порой, гаснет. М а л ь ч и к и д е в о ч к а превращаются во взрослых, а в третий раз - в шестидесятилетних. Однако они продолжают жить прикованными.

Видения исчезают.

М а л ь ч и к. Я так привык к своей тени, что почти никогда не замечаю ее. Иногда мне очень хочется поговорить с ней, узнать, кто же она такая. Но тень только следует за мной везде и молчит.

Д е в о ч к а. А я, после того, как умерла моя бабушка, которую очень, очень, очень люблю… после этого… я стала слышать голос своей тени. Правда, я слышу его редко и он очень тихий. Но зато тень предостерегает меня в самые опасные моменты. Она не запрещает, но советует, что лучше не делать.

М а л ь ч и к. Вот если бы и мне подружиться со своей тенью, а то моя мама нередко, глядя на меня, восклицает, всплескивая руками: «Ох, в кого ж ты такой уродился?!» (Задумчиво, как бы про себя). В кого, в кого я уродился?! Не знаю, но вот, порой, я, когда разыграюсь, то становлюсь совсем, совсем иным. Наш священник, однажды увидев это, воскликнул: «Да, ведь у тебя Божий дар воображения - имагинации. Ты, дитя моё, горазд в образ входить!»

Немного помолчав, будто вспоминая, продолжил.

    
Вхожу я в образ глубже, глубже…
Вот только лапки уж над лужей.
И вот уже ква-ква-ква-квакаю я.
А мама не ценит: «Ну, ты как свинья!»
Так грустно, обидно, однако…
Ведь я же не хрюкал, а квакал!

М О М - О М теперь опять в образе учительницы. Она и Д е в о ч к а, с необычайным интересом слушавшие его, тихо и радостно рассмеялись.

М О М - О М (с улыбкой). Да, воображением Бог тебя не обидел! (При этом стало очень заметно, как взволновала её эта простенькая детская сценка. В ней происходила какая-то трагическая борьба. После такой немой сцены из неё вырвалось).

     
Чтобы хоть миг побыть ребёнком
И посмеяться звонко, звонко,
От всего сердца, от души…
Нужно все цепи сокрушить!

М О М - О М, обняв М а л ь ч и к а и Д е в о ч к у, что-то таинственно шепчет им. Они радостно кивают головами⁵.

Девочка А-я-яйка, мальчик А-я-яй (смышленые озорники). Образ строгой воспитательницы. У неё на подносе большой веник и деревянная указка.

М О М - О М (ласково-вкрадчивым голосом).

 
А-я-яйка, А-я-яй,
Вам хороший нагоняй
Приготовила на ужин!

А - я - я й к а (прикрывая ладошкой попку).

           
- Ой, я сыта, мне не нужен…
Я худею, вреден ужин.

А - я - я й (отступая на шаг и делая бодрый вид).

                     
Я уж поужинал… вчера.
До свиданья! – убегая. - Мне пора!

М а л ь ч и к (воплотившись в Мёд-ведя):

     
«Нюх-нюх-нюх» - пахнуло липой.
О-о-очень сладок липы мёд!
Пчелы же наоборот:
Жалят в нос меня сердито.
Но мёд зовет: «Ведь мёд, ведь мёд…
Вперед, вперед, вперёд, вперёд!»
И вот уж лапа вся в меду,
Увлёкся я, ох, на беду:
Язык мой пчелы жалят! «Жалко!»
Жужжат: «Эх, ещё б по попе палкой!»

М О М - О М, усадив около себя М а л ь ч и к а и Д е в о ч к у, представляет их так:

М О М - О М.

Мальчик Шок.Девчонка Лада.
Эта парочка что надо!

М а л ь ч и к и Д е в о ч к а (хором).

Баловаться?! Ни-ни-ни,
Под кроваткою… огни,
Не огни, так, костерочек,
Совсем крохотный, да, очень.
Вы боитесь? Нет, не надо.
Вот ведь чаша шок-о-лада 
Кипит, радостно дымится.
Угостим… кроваток лица.
Нет, они не будут злиться:
Ведь кровать - лишь та кровать,
Где Вы любите лежать!

М О М - О М.

Выпил Шок, попила Лада.
И от шоко-шоко-лада
И, конечно, не от скуки,
Хохоча, летят к нам в руки…
Ляг-лягнула их кровать:
«Нечего их баловать!»

Д е в о ч к а (осмелев и войдя в образ Пута-Ницы, сообщает):

Говорят, что Ерунда
Хуже, чем Белиберда,
Я с обеими дружу
И, ребята, не тужу.
В Ерунде всегда, во всякой,
Без смущения и страха
Я стараюсь различить
Удивительную нить
И не знаю как, откуда
Эта нить находит Чудо.
А Белиберда, конечно,
Так забавна и сердечна:
Вот я ей чешу за ушком,
Подношу ей чая кружку!
А Белиберда, бермотно,
Мне на ушко так охотно,
Свои тайны открывая,
И щекочет, и толкает,
Строит мне смешные рожи.
До чего же мы… похожи! 

Затем она печально-комическим тоном рассказывает роковую мини-сказку.

Рок рокотал, рокотал и… родил
Сыночка. Дал имя ему: К–РОК–ОДИЛ.
Хорош он, хорош. Только зелен уж очень
И крупные слезы веками из очей.
Обидно: веками не зреет никак
И крупные слезы уныло: кап-кап.

М а л ь ч и к (войдя в образ своей будущей старости, очень забавно изображая происходящее, комментирует его так):

Непоседа поседел
От обилья срочных дел.
Вот… кряхтя, он сполз со стула
И ворчит: «Не сполз, а сдуло.
Это дуло виновато!
В нём совсем не стало ваты. - 
Хнычет. - Очень скользко дуло…
И оно меня… лягнуло!»

Войдя в образ старого человека М а л ь ч и к воплощается в С т р а н н и к а.⁶

     
Бегу от мамы луговиной
И шлёпаю босой по лужам.
За мною песней лебединой -
Её любовь. Я так ей нужен!
        Припев:
	В чем песни тайна? Я не знаю.
	Вот она – колокол, струна.
	Я с нею к звёздам улетаю
	И с нею в страсти я… до дна.
В толпе иду. Так одиноко.
Толкают все. Не продохнуть…
Богооставленное Око,
Вздымается без Духа грудь.
        Припев.
Закат последний, догорая,
Зовёт меня. Пришла пора…
Предел Великий Ада-Рая.
Лукавство, ведь, что жизнь стара.
        Припев.
Да, "Старость-Звёздность", тяготея,
Родство своё, как клад, хранит.
И к нам, седым, словно аллея…
Её основою – гранит!
        Припев.
Почти что каждый эти грани,
Эти пределы Бытия
Переживал и, сердце раня,
Об Истине мечтал, как Я.
        Припев.
О-о-ох, цепи жизни не из стали…
Восстав, гремят и крепче стали.
Ещё страшней оскал их скал.
Дух мой в ничтожество упал!

М О М - О М, словно пробудившись, вынырнув из прекрасного сна и обнаружив жуткую реальность, с тяжким вздохом.

      
О-о-ох, цепи жизни не из стали…
Восстав, гремят и крепче стали.
Еще страшней оскал их скал.
Дух мой в ничтожество упал!

Картина третья: «Соловьи - киллербойники»

Голоса двух ведущих.

П е р в ы й. Кто там? Где? Вот, вот!

В т о р о й. Да, это мы - простой народ.

П е р в ы й. Чёрта лысого простой…! (Пауза, появляется Ч ё р т Л ы с ы й – П р о с т а к⁷).

В т о р о й. Ну что ты, ведь он совсем простой, с сохой.

П е р в ы й. Да нет же, это не соха – руль трактора. (Пауза).

В т о р о й. Мерещится, что ли… Это же папка… нет, дипломат. Все-таки это «ноутбук».

П е р в ы й. Ну что ты! Это же «мобильник» со стерео-глобальной связью.

Все эти преобразования зритель видит на экране. Л ы с ы й Ч е р т – П р о с т а к, преобразуясь, всё больше напоминает то одного, то другого «Вождя народов».

Появляется Ч ё р т Л ы с ы й – П р о с т а к.

     
Я прост… как правда… капитала.
Ох, своего всегда мне мало!
Вот, демократией торгуя,
Что ляжет плохо… гребу всуе.

Мимолетная сцена. Два «киллера»: Вечный киллер М О М - О М в виде профессионала, в образе преуспевающего дельца. Второй – П р о с т а к: коренастый, основательный Соловей – Киллербойник. Случайная встреча, например, у столика в ресторане. М О М - О М - в нише за одноместным столиком.

М О М - О М. Давно не виделись, старина. Делаешь деньги?

П р о с т а к (замявшись). Заказы кончились. (Помолчав). Из моды что ли вышел я… не отморозок. А ты, по-прежнему благоухая, процветаешь?

М О М - О М. Заказов много, можно выбирать. (Подумав). Один хоть очень выгоден, да не по мне. Тебе, приятель, уступлю.

П р о с т а к. Терять мне нечего. И так гореть в огне… Что за заказ?

М О М - О М. Заказчик (красноречиво указывает пальцем вверх) так сказал: «Я сам бы съел его с собакой вместе. Но в этот раз лишен такой я чести. (Пауза). Напасть… нужна иная пасть». Берешься?

П р о с т а к. (словно представив себе, как он будет это «есть» и даже почмокав губами, все-таки колеблется, размышляет со свойственной ему основательностью). Ведь столько способов иных, проверенных веками, вполне освоенных людьми, Богами - стрела и пуля, яд и меч, от лишнего чтоб уберечь.

М О М - О М. (поучительно). Но ты же христианской веры! Заказчик (М О М - О М при этом ядовито ухмыляется) требует евхаристии, ибо Христос живет в каждом и призывает: «Ешьте тело Мое…»⁸

Внезапно в П р о с т а к е происходит удивительное преображение. Видно, что он «не лыком шит» и может не хуже, чем М О М - О М блеснуть.

П р о с т а к. Один из весьма авторитетных православных протопресвитеров⁹, защитивший в Париже докторскую диссертацию по литургическому богословию, утверждал, что кризис современной евхаристии, как шизофрения, подкапывает саму основу церковной жизни¹⁰. А Честертон и Уэллс видят в этом возврат к варварским жертвоприношениям. Раз можно им, то и мне тоже. Давай связь!

М О М - О М шепчет что-то ему на ухо. П р о с т а к уходит.

М О М - О М (глядя ему в след, задумчиво). Вот так Простак!!!

П р о с т а к, сделавший уже три шага, уловив, что М О М - О М им ошарашен, резко поворачивается.¹¹

П р о с т а к (подходя вновь к М О М - О М, он начинает тихо, вроде бы задушевно).Да, я такой Простак, что во мне всё всегда не так. Киллер?! Да, сейчас я только жалкий киллер. Но это лишь в сей час! Знай! (Тут полыхает волна красно-чёрно-коричневого пламени, раскат грома). Я здесь миссионер величайшего Ничто. Моя миссия – уничтожать!

Одновременно с красно-чёрно-коричневым полыханием в светлом луче у противоположного угла сцены возникает С т р а н н и к. Здесь он седой, умудренный, но не сломленный. Скрестив руки на груди, он внимательно, но отстранённо слушает беседу П р о с т а к и М О М - О М.

М О М - О М (пытаясь сбросить наваждение, почти презрительно роняет). Уничтожать?! Старо как мир.

П р о с т а к (словно гипнотизируя М О М - О М). Это ты уничтожаешь кого попало, принося в жертву Ничто всякие отбросы! Уничтожать нужно лучшее, лучших. Так, в конце концов, весь мир Насилием… зачищая мы доведём его… до Рая, Нирваны, то есть до - Ничто. Мир должен быть уничтожен.

М О М - О М (озадаченно). Так что, смерть всем?!

П р о с т а к. Не пугайся. Это великая мечта. Ведь, не случайно святое имя «Мария» рождено в том же этимологическом гнезде, что и Мрия – Мечта и Мритья – Смерть. Мы, киллеры и террористы – святые мученики! То, что ты здесь услышал, объединит всех верующих в святость Насилия во имя Ничто.

С т р а н н и к. Несчастные безумцы! Как Вы могли додуматься до такой жуткой глупости?!

П р о с т а к (снисходительно, с оттенком добродушия, словно разъясняя маленькому ребёнку). Уничтожать лучших… уничтожить весь мир… возвратив его в Ничто, в Пустоту. Это лучшая часть древних учений почти всех великих народов и верований.

С т р а н н и к. Но ведь в мире так много прекрасного! Зачем же это уничтожать?!

П р о с т а к (переполняемый бушующими в нём чувствами и мыслями). Вы, как цыплята в яйце, которые не решаются разрушить скорлупу, только разрушив, разорвав эту целостность, соединитесь с Истиной Бесконечности. Да, только уничтожая создаём.

На экране при этом видно яйцо. Вот по нему пробегает красная трещина.

Звучит: «Чистота непроницаема. Необходима трещина, чтобы могла войти Истина».

Луч света находит незамеченного ранее Т р и к с т е р а. Он внимательно слушал и наблюдал всю эту сцену¹².

Т р и к с т е р. Теперь, М О М - О М, ты испытываешь людей, перевоплощаясь сам и отравляя насилием величайшие идеи.

С т р а н н и к. Яд можно и должно сделать целительным средством. Я, прозревая, призываю:

Люди, друзья мои, мудростью сердца зорко различайте лукавство, насилие, возмущение разума под всякими масками!

С т р а н н и к подходит к Т р и к с т е р у. Зрители чувствуют глубокое их родство и дружественность. Они поют:

     
На Судне плывем по звёздным волнам.
Чуть слышно шепчут века:
- Только друзьями Вы Счастья Храм
  Построите свой, а пока…

Пока же мы делим на добрых и злых
Каждого. Всех и всегда.
Вот я на мгновение счастлив, затих,
Когда враг покорно склонился. О да!

Пока же богат у нас тот, кто гребёт -
Не право, но всё под себя.
Кто с Богом в душе - не богат. О, не мёд
Жизнь та, где всё честно, любя.
                        
Пока каждой вере свои интересы
Дороже всего. А иные все – бесы
Лукавые. К Истине Путь лишь один:
Он тот, где все - овцы, а Я - Господин!

Пока в погоне за успехом
Спешим, загнав свою же тень...
Почти что мертвая... со смехом
Она хрипит: «Тебе не лень?»
                        
Пока не ладим мы с иными,
То и с собою не в ладу…
Не от того ль в огне и дыме
Безумно сеем мы Беду?!

Пока на Судне дружны беды,
Пока Насилье нас манит…
Уже ль, земляне, сможем ведать,
Как счастья выковать нам щит?!

ЭПИЛОГ
Сцена: Жернова триединства жизни

На экране возникает образ мистического триединства, чтимого в оккультизме как кватернер, высшая монада.

На глазах зрителя три вписанные окружности превращаются в три рыбки. Игрой свето- и цвето-музыки на экране создается картина триединой всесвязности. Таинственная сердцевина триединства спонтанно вспыхивает, пронизывая всё.

Вот крупным планом вновь из всей всесвязности выделена одна сфера, в которой вращаются три вписанные сферы. Появляется звук, создающий впечатление, что могучие жернова перемалывают жизнь. Под этот звук от вихрей, созданных жерновами Судьбы-Рока, на сцену, как бы с неба, летят белые, серые, чёрные снежинки праха…

Т р и к с т е р, И н ь - Я н и С т р а н н и к, как зачарованные, глядят на жернова вечности.

С т р а н н и к (словно во сне произносит). Но не только нега снега и не только пепел праха… так рождаются и чудеса, и озарения.

Сцена: Страх

Вновь грозный пейзаж величия Власти гималайских гор. Водопадик за спиной И н ь - Я н (на картине или экране). Перед ним тот же пруд, но вместо полной луны плавает почти истаявший месяц. К прудику вновь подходит, измученный жизнью, Странник. Кажется, что он совсем пал духом.

С т р а н н и к (вот он вновь с почтительной мольбой обращается к И н ь - Я н). Совершенномудрый, что делать… что делать с людьми?!

И н ь - Я н, бросив пронизывающий до глубины души взгляд и выдержав значительную паузу, отвечает очень четко, ритмично, как бы впечатывая яд своего учения в сердце Странник а.

Людей нужно страховать…
Пробуждая Страх по-всю-ду!
Будут знать… кто в мире Знать!
Так вот сотворю я Чудо…
Чудо Пастыря и стада.
В этом Власти Суть, отрада.

Пока И н ь - Я н, словно удав, гипнотизирует С т р а н н и к а.

Появляется Т р и к с т е р.

Т р и к с т е р (с явной издевкой обращаясь к И н ь - Я н¹³). Дело пастыря, гляжу, судьба уже отпела. Разбежались твои стада. Пытаешься ты стряпать страховое дело. Из страха варишь Кашу Власти? И как всегда ты прав, отчасти. (Задумавшись, словно сам с собой). Из одного гнезда «страхование» и «in-sure-ns» - уверенность. Птенец «страх» и птенец «sure» - божественная вера. Суры – древние боги Индии, а ещё более древние – индоиранские ассуры. В священной книге мусульман Коране суры – части священного текста. Вот на такой основе, на уверенности (суре), а не на страхе, надеюсь, дело будет прочнее.

И н ь - Я н. Прочнее?! И ты ещё упрекаешь меня в грубой простоте, раскалывающей всё на две части? А ведь «прочность» и «сопротивление материалов»… вглядись, слепец! Они основаны на том, что «прочь» и «против» - на разрыве и противопоставлении.

Т р и к с т е р (карнавально-шутливо пародирует И н ь - Я н¹⁴):

     
Я – бугор и ты – бугор,
Если можешь жить бугристо.
Истина, Основа – вздор…
Всюду ацентризм15 артиста.
Бога смерть и Текста смерть…
Ворочу, всё… как желаю.
Авторам – конец! И впредь…
Власть лишь та… что о-о-очень злая…
Но, с улыбочкой, конечно.
Вот эта Власть… уже навечно.

С т р а н н и к. Триединые жернова жизни… Один из них всё рушит, всё крушит. Второй жернов сводит нас с ума бесконечным разнообразием всего сотворенного. Но я не могу понять: что делает, что внушает мне третья часть этого триединства?!

Т р и к с т е р. Это понятно не только ежу, дубу и пню, и безмозглой линейке… Хочешь: я это тебе покажу.

С т р а н н и к. Да, покажи, растолкуй. Но без насмешек, прошу, поясняй-ка.

Т р и к с т е р (преобразившись, сбросив, как маску, шутовство, дружелюбно и очень искренне). Вот линейка, я гну её. Видишь: чем больше гну, тем больше она прогибается. Но не как-нибудь! В каждом случае она откликается, перемещается истинно, то есть реализует минимум насилия. Для всего живого и неживого это – личная тропа самореализации Счастья, Совершенства, Красоты, Истины. Эту высшую мудрость и лучший подарок Создателя воплощает третья часть Триединства.

И н ь - Я н (во время всей этой сцены невозмутимо наблюдает. Затем, чеканя слова, произносит). Минимум насилия?! Кто этого не знал с древнейших времён! Но лучше людям от этого знания не стало. Бессмысленна и бесполезна любовь к Истине. Стремление к ней вечно недоступно для жалкого, неотвратимо заблуждающегося человеческого ума.

С т р а н н и к. Но как же быть, что делать?

И н ь - Я н. Только то, что я повелеваю: признать Власть двуполярных Начал. Вот простой пример: «ноль» и «единица». Они – двоичный код компьютерного языка. Веруя в Двуначалие, компьютер уже играет в шахматы не хуже чемпиона мира, но это лишь первые шаги моего ребёнка.

С т р а н н и к. Так где же выходы?

Т р и к с т е р. Везде!

С т р а н н и к. А Суть-то где?

Т р и к с т е р. Она повсюду: и на Земле и на Звезде. Настрой струну свою на Чудо. Настрой и знай, что долог Путь чрез Пытки к Счастью… В этом Суть!

С т р а н н и к (после долгой, томительной паузы, словно под воздействием тяжкого, почти невыносимого «груза жизни»). Путь долог… Пытки во всем, в каждом действии и в мыследействии тоже. Скорбей много, но разве мы стали от этого лучше?! Увы, мы не богоподобны почти во всем и смертны!

Мгновение тишины, пахнувшей вечностью, из которой, как из космического колокола, звучит:

Пусть годы испытают это,
Пусть волнами в гранит скорбей – века,
Колокола сердец для пробужденья Света.
Вы – смертны, да! Но это лишь – пока!

Он задумался. Затем, окрепнув духом, поёт:

                  
Я почкой липкою на липке,
Росинкою в лучах рассвета.
Ах, может, просто по ошибке
Я здесь. И не дождусь ответа.

Ах, неужели, всё напрасно:
Любовь моя и грёз надежды
Порой, мечты мои так ясны,
Будто вот эти вот одежды.

И я тогда без крыл летаю,
Всё мне посильно в тех полётах.
Земля красивая такая,
Родней, чем дальше, отчего-то.

Издалека всё же виднее
Все лучшее, что в Вас лучится.
Ведь все мы – дети Звёзд и Геи:
Прекрасны и Сердца, и лица.

Пускай пока это лишь снится,
Но в вещем Пламени Заката
Я вижу Ваши лики–лица.
Вы пробудитесь! Это – свято!

¹ Если нужно, то соответствующий портрет Альберта Швейцера будет отослан по электронной почте коллективу, готовящему эту пьесу к постановке.

² Лазерный диск с записью избранных стихов из трёх книг ОМ ХТОНИ, читаемых Э. Виторганом и Е. Габец, может быть передан театральным коллективам, готовящим постановки этой пьесы. Переговоры по e-mail: ktoni@yandex.ru

³ При этом на экране возникает Мировое Древо. На его ветвях - Сокол-Ленин (в кепке), Сокол-Сталин (с трубкой). В стволе древа, вместо Лилит, Соколик – Мом–Ом.

⁴ Это выражение – аналог крылатой фразы В.А. Гиляровского.

⁵ Комментарий для режиссера: далее по-своему вкусу можно выбирать наиболее подходящую часть приведенных сценок.

⁶ Хорошо бы, чтобы начало песни пропел детский голос, а затем завершил песню «Тайна» вполне взрослый певец, т.к. в песне проходит вся жизнь.

⁷ Преобразования Чёрта Лысого-Простака можно дать на экране. Особенно важная творческая задача – воплощение парадокса: Чёрта Лысого-Простака и Мом-Ом – перевоплощение одного существа… Такая беда грозит почти каждому в безднах падения Духом.

⁸ [МФ. 26:,26; Мар. 14,22].

⁹ Александр Шмеман (1921-1983) – православный протопресвитер, декан Владимирской семинарии в США.

¹⁰ А. Шмеман «Евхаристия. Таинство царства», М. 1992, с.4

¹¹ В процессе этой сцены в Простаке происходят жуткие перемены. Порой трудно поверить, что это обычное человеческое существо.

¹² Это можно показать трижды: высветив его мимолетно при встрече Мом-Ом и Простака, в середине их беседы и теперь.

¹³ В этой краткой сцене очень важно чтобы зрители почувствовали: Трикстер не менее могуч, более хтоничен (старее) и мудрее, чем Инь-Ян.

¹⁴ В этой сценке Трикстер внешне, по одеянию и манерам, похож на Инь-Ян. Чем талантливее актер, тем глубже, лучше он воплотит страшную мощь и опасность Власти раздора-вражды, которая воплощает раскол всего на Добро, Зло.

¹⁵ Идеи смерти Бога и Автора, и Текста, а также отсутствия Основ Жизни, т.е. ацентризма, утверждаются одним из течений (постмодернизм, постпозитивизм) современной западной философии. Система этих идей может стать теоретической основой (вседозволенность) терроризма.

***
Жизнь смертельно опасна, но, чудо,
В ней, единственной, Счастье повсюду…
Перемешано с мно-о-о-гим иным.
Отчего же ты плачешь?! – Дым… дым.

***
Меч бессилен против глины *.
И огонь… на пользу ей.
Трудно жить?! Не-о-бо-ри-мо
Верен Сути будь своей! 

^*Образец древнекитайской мудрости: меч бессилен против глины!

ВЕНЦОМ ЗАКАТА И ЗАРИ
Три Друга – Образ, Суть и Слово,
Когда в согласии все три,
Нетленность пробуждая снова…
Венцом заката и зари.

***
Творчество стучится в Душу:
Рушу-рушу-рушу-рушу!
Все ненужности и схемы…
Уста, будьте пока немы!
Пока слово серебрится…
Ему нужно… потомиться.
Вот золотым махнув крылом,
У-не-слось… лишь: «ОМ-ОМ-ОМ-М-М!» 

***
Для творчества  погоды лучше нет:
Струны дождя поют так ясно.
Таинствен и туманен во мне Свет.
Все опыты и скорби не напрасны!

***
Нам некого винить. Всё сами
Мы рушим. Не остановить!
Огонь, безумствующий в Храме,
Целующая бритву нить.

ОСЕНЬ СЧАСТЬЯ
Осень счастья. Вот по жизни волнам
Золотисто-солнечным заката
Я бегу легко-легко, так, словно
Надо мною мощь Покрова свята.
Шепчет Первозданный Океан:
«Странна жизнь, а все же – не обман.
  В Тайне – Суть её, а всуе – Тайна
  Вечное… и это не случайно.»

***
Власти страшный огонь, ослепляя,
Сердце манит и тянет… себя,
Будто в бездну без дна и без края,
Никого ни щадя, не любя.

***
Над бездной Тайны, распахнув объятья,
В восторге жутком замер я на миг.
Здесь Красота и молнии проклятья… 
Всё гибнет здесь. Отсюда мир возник.

***
Бездны без числа и счета
Были, есть, будут всегда.
Тропы счастья отчего-то
Как заветная звезда…

Трудно?! Но зато без скуки…
С нами Бог на эти муки!

***
Жизнь, как вода, журчит ручьём лесным,
И тает, как костра лесного дым.
И образ мой в воде, луной, так ясно.
О неужели, Сущий, всё напрасно?!

***
«Беда гуляет по России»
И косит «травы» молодые,
Отравленные ненароком,
А Рок всё косит красным оком.

***
Обиды Яд я не посею,
А превращу его в Гранит.
Пусть он, подобно Моисею,
Навечно Тайну сохранит.

***
На Нерли  Покрова…
Тайна Жизни права…
Одиночество Сути сродни,
Без него вы потеряны, дни.

***
Как облака плывёт пока
Желаний – мыслей – чувств Река,
Но вот её водоворот – 
В усмешке грозной Рока рот.
Пусть так или наоборот?!

КОЛОКОЛА ВСЕЛЕННОЙ
Наши мечты, проклятия, молитвы,
Как волны, бьют в колокола Вселенной. 
Вот отклики… вулканов лавы, битвы
И гениев плоды. Они нетленны!

ГОРЯ ГОРЮЧЕГО ГОРШОК
Я с детства часто ощущал:
Груз горестей ничтожно мал.
Как паутину их смахнуть!
Так радостна в мечтаньях Суть!

Горя горючего горшок, 
Увы, бездонен и жесток!
А Радости, как лунный свет,
Чуть тронь, а их уже и нет!
Но Радость, словно Мать родная:
– Своей тропиночкой… до Рая!

***
Как ни холодны снега,
Но и в них таится нега. 
Образ вашего врага
Превратите в Сень и Небыль.

ВСЕХ ЗВЁЗД ЖЕМЧУЖИНЫ НА ШЕЕ… СУТИ
Чем ближе к Сути, тем труднее
Отклик и Меру распознать!
Всех звёзд жемчужины на шее – 
Её таинственная Рать!

***
Вишни объятье цветущей…
Словно бы Ты – Друг мой, Сущий…
Неопалимым огнём.
Вечность мгновения в нём.

ЛЕЧУ, ЛЕТАЮ ПО ЛУЧУ 
Я – света мальчик. Я лечу
Всех-всех, летая по лучу.
Лечу, танцуя и играя…
Игра лечебная такая!
Она целительна всегда,
И от неё… в тебе Звезда!
Только старайся!.. Вспыхнет вдруг,
И будешь ты мне верный Друг!

НЕРАЗДЕЛЬНО-НЕСЛИЯННО
Вечер осени подстать -
Несказанно… благодать:
Зо-ло-тая се-ре-ди-на…
Всё различно, всё едино,
Нераздельно-неслиянно,
Истинно-нетленно… странно!

ЦВЕТЫ ЗЛА*
Я поклясться готов:
Мир Цветов не таков!
Да и Зла в Мире тоже ведь нет!
Будет чистым земной Белый Свет!
Возмущение, Злобу и Яд
Превратим мы в Целительства средство.
И тогда… никуда им не деться,
Земля будет – цветения Сад!

^*Название знаменитого произведения великого французского поэта Шарля Бодлера.

***
Ведь нам никто не обещал,
Что Счастье, как девятый вал,
Будет нести лучше и выше,
Так, что вот-вот «поедет крыша».

ХРАНИ МЕНЯ
(Призыв к Сути)
Сердцем, душой люби, глазами…
Светом души храни меня.
Те волны света Покровами
Чрез пытки скорбей и огня…
Иной любви уже не надо.
Мой путь – сгореть, но только так:
В со-творчестве, чрез все досады,
Лукавства, равнодушия, Мрак.
Конечно, без тебя не в силах
Я донести желанный крест.
Таинственно-трагично-мило
Суть сотворяет всё и… ест.

***
Пусть сердце поёт, а не бьется.
Не битва для сердца удел.
Ты, словно звезду из колодца,
Его подарил мне, чтоб пел.

***
Случайность – Тайна – Рок – Фортуна…
Жизнь бесконечна, вечно юна…
Игра узоров на воде…
Иль мы всегда, во всём, везде?!

***
Су-е-та… та-та, та-та…
Только кажешься Ты тою.
А в глазах-то – пустота.
Золото твоё… золою!

***
Когда в ладу творим мы с Богом,
То даже Рок глядит не строго, 
И муки опыта – мукой
Дарят нам мудрый непокой.

***
Словно кони несутся лихие
Все народы по волнам веков.
Кто нас гонит?! Судьба, Рок, Стихии?
И куда? Но ответ не готов.

***
Не дьявол искушает… Бога пытки
В решеньи, мысли и мечте. 
Это жестоко? Но с улыбкой зыбкой:
– Я также в пытке каждой на кресте!

***
Имею ль право веселиться
Средь океана вечных бед?!
Но если все в уныньи лица,
Тогда зачем нам Божий Свет?!
И как без радости рождать…
В союзе с Богом Благодать?!

Единицы математики, числового Ряда – не единицы , ибо в едином – иное.

Беспредельный Бог испытывает беспредельно: запрещенных средств нет, дозволено всё.

Коль пытки Жизни яры и свирепы, то расставание с Нею легче в этот миг. Так извиненья Бога я постиг за всё, что здесь неладно и нелепо.

Распутица. Нынче каждый вал девятый давит, словно жернова: то ль глобальность виновата, то ль София не права.

Ад – одно из самых трагичных обвинений Сущего в вечной Пытке. Но всё сотворённое, и Пытка тоже, разрушается.

Многие стремятся обрести Счастье путем избавления от Страданий. Одна из крупнейших мировых религий, буддизм, основана на утверждении: избавившись от страстей, избавишься от страданий.

Счастье без страстей и Со-страдания – одно из худших несчастий.

Начала нет и нет Конца. Есть Вездесущая Основа.

Надежда, умирая последней, возрождается первой.

В отличие от информации, совесть — весть, духовно-информационная связь с той Сущностью, которую именуют Богом – Истиной – Сущим.

Мудрый возбуждает, пробуждает в человеке его лучшие устремления и способствует угасанию, усмирению худших.

Пытки опытности – «Налог на Жизнь»^*, а Радость – Дар Сущего.

^*«Налог на Жизнь» – термин, введенный Сенекой в знаменитых «Письмах к Луцилию».

Я – Богородица. Рождаю в себе я Бога 
И в иных Со-Творчеством.
Так жизнь земная преобразится
В Сказку-Стих.

Снежная буря сменилась нескончаемыми холодными дождями. Сильный порывистый ветер. Волны захлестывали нашу одинокую лодку. Так мы плыли неделю. Мои спутники надеялись на меня.

Почувствовав, что неприкосновенный запас Духа почти исчерпан, я уединился.

То, что помогает мне в самые трудные мгновения жизни, произошло.

Высокий берег у древнего моря. Белая бесконечная змея прибоя. Волны зовут меня. Не спеша, запоминая навсегда всё это, иду к ним босой по тёплой ласковой тропе. Непроизвольно шаг ускоряется. Вот уже по белой змее и, даже не осознав, как это получилось – по гребням волн… почти не касаясь их.

Небольшой островок. Только голые камни. Волны, солнце и ветер за тысячи лет создали каменные чаши. Отсюда начинались все мои жизни.

Священная река древней Индии. Омовение. Долгие годы овладения учением об избавлении от земных страстей и страданий ради счастья в ином, неземном мире.

Лишь в конце жизни, словно пробудившись, я осознаю: не страдая, как Со-Страдать?! А ведь жизнь без Со-Страдания ужасна!

Я вновь на заветном островке перед новым выбором.

Теперь меня учат: мир лежит во Зле, и мы все от рождения греховны.

Вновь лишь, в конце жизни, тревожное сомнение: как греховные женщины рождают и растят тех, кто ведёт жизнь святую, и даже тех, в ком воплощается божественное?

Мечты на заветном островке сменяются очень ясными, яркими картинами будущих пыток. Скоро надо делать новый выбор, а пока, словно капельки росы на лучах белой хризантемы, лучатся надежды. Они тут же, ныряя в чаши с живой водой, обретают плоть, дар ладного общения.

Не потому ль греховность властвует из века в век, что Женщину порочит Человек?!

А если Богородицу в ней в каждой пробуждать, греховным вырастит дитя такая мать?!

Каменная чаша с живой водой привлекает моё внимание. Вначале вижу в ней, как в зеркале, небо и полуденное солнце. Но вот гладь её затуманилась. Теперь ясно вижу себя, бегущего по волнам навстречу закатному солнцу. Оно – огромное, погружаясь в море, стелет золотую дорожку. Кто-то плывёт по ней навстречу мне.

Три дня посещало меня это видение. Затем ещё три дня томительного предчувствия. На седьмой день случилось всё так, как грезилось. Сначала, когда плывшее ко мне существо взобралось на островок и деловито отряхнулось, обрызгав меня всего, я был глубоко разочарован. Душа моя ждала божественного посланника, а это была обыкновенная собака.

Шли дни и годы. Мелькали радостные миги. Мучительно тянулись пытки разочарований и падений Духа. И в радостях, и в пытках я всё глубже чувствовал и познавал: тогда, на островке, предчувствие не обмануло!

Альфа, так называла она себя, общалась с моей душой без слов. То, что невозможно было передать мысленно, она оживляла с помощью чаши живой воды.

Так родилась сказка о счастливой планете детей. Земляне называют свою планету голубой, утверждая, что свет здесь белый.

Жители детской планеты очень искренние, пылкие. О себе они говорят: «Мы – пыляне». Планету они называют Пыльной.

На Пыльной планете, в отличие от голубой Земли, многое невозможно. Там самым старшим детям невозможно дожить до десяти лет! Там невозможно скучать, дряхлеть, умирать, работать.

Всё там делается в игре.

Вот седьмое посещение пылян. В первые шесть посещений у меня и Альфы были только игры праздничных забав. Лишь в этот раз старшие дети познакомили меня с первыми играми оживления.

Вот искрится ручей Речи. В нём, словно золотые и серебряные рыбки, Сути Слов. Внезапно возникший вихрь бросает в этот ручей дряхлые засаленные и больные слова, которые горделиво кичатся знатностью. Некоторые из них объявляют о своей божественности.

Их выводят на чистую воду. Затем долго и терпеливо целят живой водой, пробуждая древнюю память – Совесть.

Когда Альфа и я вынырнули у своего островка, вновь после седьмого посещения Пыльной планеты, мы занялись любимым делом: не сговариваясь, сели рядышком и погрузились в закатный концерт моря – солнца-Бога. Словно театральный полумрак мягко погасил праздник этого незабываемого вечера.

Вот тогда беззвучно моя душа и душа Альфы решились выяснить главное.

Эти пыляне действительно искрятся и лучатся?! Очищая слова, они очищают и мысли. Неслучайно лучшие земляне чувствовали, что дети ближе всех к Богу.

Я обнял Альфу и глубоко задумался, вглядываясь в смутные пока образы, возникавшие в каменных чашах. Альфа, помогая мне, глядела туда же. По её телу пробегала дрожь. Вот во мне сначала тихо, неясно, а затем очень чётко зазвучал голос. У меня природная способность очень хорошо различать и запоминать навсегда голоса близких существ. Голос, как душа, неповторим! На Пыльной планете со мной подружилась одна девочка. Когда она впервые заговорила со мной, я вздрогнул. Она говорила так, как звучали в сердце моём речи Альфы.

Каково же было моё удивление, когда на вопрос: «Как зовут тебя?». Она ответила весело и ласково: «Альфа!».

Теперь этот голос вновь зазвучал во мне:

– С одним крылом не улететь. Солнце в воде, увы, не греет.

После долгого молчания:

– Нужно пробуждать земных Богородиц!

– Но где и как?

– В каждом народе и в семье.

– Но ведь тысячи лет власть патриархата внушала, что женщина – источник Греха и Зла.

– На исцеление понадобится почти столько же времени!

Рождать Богородиц, земляне, удел
Для смертного –  лучше не надо.
За дело же, с Богом, кто честен и смел!
Земля-Мать, таким ты нам рада?

Наш островок. Море застыло в предчувствии разлуки. Солнце, огромное, как моя Любовь к Другу Хтони, протянуло к нам ало-золотистую, лучистую руку.

Хтони, напряженно вглядываясь в каменные чаши с живой и мертвой водой, пытался понять, что есть Вечный Суд – Страшный Суд.

Вдруг, совершенно некстати и незвано, появилась МОМ-ОМ. Этот островок – наш Кром, т. е. Кремль души, сокровенное место. Сюда никому приходить нельзя, а этой охальнице хоть бы что. Вот она пожимает мне лапу, почтительно кланяется Хтони и вдруг, словно сбросив личину дурачества, от всей души восклицает: «Я так без Вас соскучилась, так рада Вас видеть!». Мгновенно она превращается в яблоню, но засохшую. Однако, вдруг, на наших глазах яблоня покрывается сначала листьями. Вот уже набухшие бутоны. Через мгновение МОМ-ОМ действительно расцвела: стала вся усыпана яблоневыми цветами радости.

Одиноким селезнем в ледяном пруду
Прикасаюсь к Вечности. Сущий мой, иду!

Волны тумана укутывают нас. Когда ветер рассеял туман, мы оказались, словно по велению моей волшебной палочки, на заливном лугу у одинокой сосны.

Сократ, будто окаменев, напряжённо размышляет, глядя на звёздное небо.

Николай Константинович Рерих, вежливо попросив Змия выдыхать только огонь без дыма, продолжает увлечённо рисовать картину. На ней по вознесшейся в небо вершине Гималаев поднимается Хтони, придерживаясь рукой за плащ Ма-Мритьи.

У костра Альберт Швейцер и Мом-ОМ, вглядываясь в пляску огненного божества Агни, беседуют о Вечном – Страшном Суде.

М О М – О М. Люди, порой, необычайны жестоки. Но никто из них не обрекает свою жертву на вечные муки, на бесконечные страдания.

Ш в е й ц е р. Я убеждён, что это этимологическое недоразумение.

Помолчали. Затем, вглядываясь в незримое для меня, словно оживляя его, маэстро Швейцер вспоминает:

– Жизнь так исхлестала её тело и душу, что всё в ней воплощало боль, страх и возмущение.

Сотрясаю вздохом Землю,
Но унынья не приемлю!

Падая от усталости, она вздыхала так сокрушённо, что крушились горы и тряслась земля.

Морщины её лица, ещё нестарого, были прообразами гималайских вершин и разломов.

Сильнее всего она обижалась на Родину. Горечь и боль этой обиды она воплотила в книгу «Возмущённые скорби».

После прочтения этой книги я болел три века. От неё загорелись горы, а взбесившиеся вирусы объявили войну «атипичной пневмонии».

Бог помог мне зажечь в её сердце искру Любви и Веры в то, что она – Богородица. Горечь потерь не убила в ней трудолюбия. Она делала невозможное и расцветала.

Скоро, и семи веков не пройдёт, она родит двенадцатого Имама. Он объявит правоверными только тех, кто не убьёт живую душу, не прольёт кровь. Он проклянёт войну, брань и объявит священной борьбу с войнами.

Войну, как целебный яд, будут применять лишь тогда, когда все иные средства бесполезны, и применять в предельно минимальных дозах.

Проклятая, как часть политики, она будет жить как лекарство.

Это лекарство будет доверено лишь мудрым хранителям Основ.

Швейцер говорил очень медленно, в глубоком раздумье. Всё сказанное при этом оживало, и МОМ-ОМ тоже, превратившись в вишню, действительно зацвела.

Мы, не поверив своим глазам, подошли к вишне и вдохнули чудесный аромат её цветов. Даже пчёлы, довольно гудя, трудились здесь.

– Таким образом, Вечный Суд – вековой, долгий процесс трудного излечения, исцеления души. Это трудно, но необходимо.

МОМ–ОМ. А Страшный Суд?! Это невыносимое напряжение тысячелетних ожиданий расчленения всех на добрых и злых, на агнцев и козлищ?^*

Страстный суд, а в сердцевине – Тишина.
Лишь Истина, да, Истина одна
Чашу судьбы твоей, колебля, ждёт.
Встань на весы! Теперь уж твой черёд.

Ш в е й ц е р. Я надеюсь, что это не Страшный, а Страстный Суд. «Страх» и «страсть» принадлежат к одной этимологической семье. Я надеюсь также, что Ма-Мритья вершит этот суд страстно, по совести, по чести. Он вершится над каждой душой каждого смертного.

М О М – О М. А как быть с жалом смерти?

Смерть, где твоё жало?**
– Нет жала. Нет косы. Скелета нет.
  Иное Я. Вам тайны не познать.
  Я – Дух Святой, неопалимый свет!
  Я каждому всегда Отец и Мать.

Но, может быть, хватит в этот раз о серьёзном? Вы обещали познакомить меня со страстной любительницей языковедческих сокровищ Пута-Ниной – Пута-Ницей.

Перепутав авангард, модерн и барокко, прыгая высоко вокруг нас, она представилась:

Путать всё необходимо!
Это – Бога мне указ!
Путаю, чтоб ясно, зримо
К Истине. Вот сказ за раз.
Я всё мешаю, всем помеха!
Я – Жизни колесо, Сансара!
Вам кажется: на зло, для смеха?
Но каждому из вас я Пара!

Затем, скромно объявив о своём бессмертии, стала просвещать нас так:

Сплетаю, путаю слова,
И утверждаю, что права!
Я Пута-Нина, Пута-Ница,
Играя, просветляю лица,
Я путы Скуки рву свирепо. 
Свирель поёт, хохочет репа.
И парадоксы, и абсурды
Всегда во мне мудры и мудры.
Ой, не запутались ли мысли?
Попробую. Да, верно, скисли!

Всё это время Альфа внимательно прислушивалась и принюхивалась.

Вот она навострила уши, приготовилась, наклонив их, словно рога, но хитрая Пута-Ница тут же исчезла и через мгновение выкатилась, преображённая в виде кабачка, заявив:

Я кабачок – дочь кабака,
Поэтому не пью ни капли.
Любому я намну бока. 
Смеетесь? Думаете: вряд ли?
Ну что ж. Тогда я спрута дочь,
Напутаю лапшу на ухо
И объясню: лучше для слуха.

Альфа прыгает на кабачок с оглушительным лаем. Её могучие когти с треском раскалывают кожуру: секрет открыт… Пута-Ница это – Муза и Миф! Они, хохоча, обнимают Альфу, а затем вовлекают всех в любимую игру волшебной палочки.

Вдруг с завершённой картины Рериха к нам подходит Ма-Мритья. Мы все, как зачарованные, замираем.

Звучит:

Прощайте, земляне, счастливо!
Кто знает, увидимся ль вновь?
Основы, как Сердце и Диво,
Храните, как Суть и Любовь.

Прощаясь, Ма-Мритья повелела Альфе: «Тайну волшебной палочки дари Богородицам и тем, кто их пробуждает!».

Мгновенье тишины, пахнувшей вечностью, из которой, как из бездонного, звёздного колокола, звучит:

Пусть годы испытают это,
Пусть волнами в гранит скорбей – века…
Колокола сердец для пробуждения Света.
Вы смертны, да! Но это лишь пока!

Затем, Муза сказала необычно торжественно:

– Бессмертная Ма-Мритья – первая Богородица. Она – первая Мама, Протомама. Это она послала меня к Вам и помогала сделать невозможное. Внимайте же ей!

И я, и Хтони словно окаменели у ног Ма-Мритьи, стараясь запомнить и осознать не только её слова, но и выражение глаз, мимику движения. Всё!

Невозможно передать сочетание детского образа и бесконечной мудрости взгляда. Опыт наших страданий, страданий всех живых существ пробуждали под этим взглядом неистребимую надежду на Счастье как на со-участие – Со-Страдание. Она была предельно кратка. Я чувствовала, что главное впитываю между слов вместе с ними. Вот что сказала Ма-Мритья:

ЗЕМЛЯНЕ! В КАЖДОЙ ЖЕНЩИНЕ

(РЕБЁНКЕ, В ПАДШЕЙ, В УВЯДШЕЙ) РАЗЛИЧИТЕ БОГОРОДИЦУ!

ВЫ ИСЦЕЛИТЕСЬ И БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ ТОЛЬКО ТОГДА,

КОГДА СМОЖЕТЕ ТАК ДЕЙСТВОВАТЬ.

^*И соберутся пред Ним все народы, и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов…// Мат. 25, 32.

^**Цитата из Нового завета. См.: 1 Кор. 15, 55.